Илья Ильф. Записки провинциалаФельетоны, рассказы, очерки
Рыболов стеклянного батальона
– Посмотрел я на эту рыбу… Человеку, который это говорил, было тридцать лет. А мы валялись по углам вагона и старались не слушать. – После рыбы хорошо пить чай, – продолжал голос. Мы – это первый взвод батальона. Никому не было известно, какого полка мы батальон. Числом мы тоже подходили: всего шестьдесят человек. Но нас называли батальоном. – Стеклянный батальон! – сказал комендант Гранитной станции, когда нас увидел. – Рвань! – добавил комендант. – Я думал, хороших ребят пришлют, а они все в очках! Мы остались на охране Гранитной. Потом комендант переменил свое мнение, но кличка пошла в ход, и мы так и остались стеклянным батальоном. – Посмотрел я на эту рыбу… Никто даже не шевельнулся. От пылающего асфальтового перрона, шатаясь, брел ветер. Горячий воздух сыпался, как песок. Это был девятнадцатый год. Я поднялся и вышел. Лебедь пошел за мной. Это он рассказывал про рыбу. Он всегда говорил о ней. Далась ему эта рыба. Я пошел на станцию. Лебедь двинулся в противоположную сторону, и я знал, куда он идет. Было очень скучно и очень жарко. Охрана станции – дело простое, а газеты не приходили уже вторую неделю. Разгоряченный асфальт обжигал подошвы, с неба, треща и всё разрушая, сыпалась жара. У стенки, в тени, где стоял накрытый гимнастеркой пулемет, я обернулся. Лебедь был уже далеко. Виднелась только его плывущая в пшенице голова. – Куда пошел? – закричал я. Голова обернулась, что‐то прокричала и унеслась дальше. Впрочем, я знал, куда пошел Лебедь. Ему было идти версты полторы. До пруда. Там он удил рыбу, о которой говорил. – Всё к ней ходит? – спросил пулеметчик, зевая. – Ходит, – сказал я. – А что слышно? – Да ничего. Мохна, говорят, у Татарки стоит. Врут. Чего ему сюда идти? Не его район! А насчет рыбы Лебедь, конечно, запарился. Мне стрелочник говорил. Никогда ее там не водилось. Я ушел. История рыбы такая. Видел ее в этом пруду один только Лебедь. – Длинная и толстая. Вроде щуки. Смеялись над ним сильно. Ну, откуда же в пересохшей луже рыба? Дела нет, скучно – и пошел смех, один раз вечером даже спектакль об этом устроили. Первый акт. Сидит Лебедь и свою любовь к рыбе доказывает. Второй акт. Рыба свою любовь к Лебедю доказывает. Третий акт. Показывают ребенка грудного, который от этих доказательств произошел. Совсем не остроумно. Ребенка у сторожихи одалживали. Очень скучно уж было и жарко. Однако Лебедя этим довели до каления. Сидит и только об одном: – Посмотрел я на эту рыбу… Просто бред. Поклялся Лебедь, что эту рыбу поймает и все докажет. Если человек захочет, то все сможет. Из всякой дряни Лебедь сколотил себе удочку и днем сидел над своей помойницейлужей. Комендант и рыболовом его называл, и вообще крыл – не помогало. Дежурство кончит, о рыбке поговорит и сейчас же к ней на свидание. Удочку несет и винтовку. Без винтовки нам отходить от станции не позволяли. Солнце в беспамятстве катилось к закату. Телеграфные провода выли и свистели. Швыряя белый дым, вылез из‐за поворота паровоз и снова ушел за поворот. В пшенице кричала и плакала мелкая птичья сволочь. Солнце сжималось, становилось меньше и безостановочно падало. Луна пожелтела, и поднялся ветер. Батальон вылез из темных углов, где прятался от жары. Семафор проснулся и открыл зеленый глаз. Пришел долгожданный вечер. |
