Первое – курского союза крестьянских писателей:

Лицо автора, встающее на фоне его творчества, имеет привлекательный вид…

Второе – какого‐то Стрельского:

Скромный биограф с нескрываемой радостью ставит свое имя под именем любимого поэта…

А вот и поэзы «любимого поэта» (цитируем по воронежской «Неделе»):

И еще:

Еськов, смиритесь! Смиритесь под бременем борьбы с рифмой, формой и грамотностью.

Кланяйтесь также «скромному биографу»!

Шагая за плугом

В издательстве ЗИФ вышла книжка Кибальчича – «Поросль». Она посвящена новой деревне. Кибальчич описывает психологические переживания сознательного советского пахаря:

…Гребенкин, шагая за плугом, чувствовал, как черноземные перезвоны бурлят в его душе. По черноземным полям, по лугам и равнинам, по высоким холмам и сопкам звенят перезвоны. Выше и выше заливают душу Григория черноземные перезвоны. Хотелось плакать, рыдать.

Волнующая, правдивая сцена явно не доработана. Автор скуп на бытовые подробности. Идеологическая линия страдает отсутствием достаточной четкости.

Почему, спросим мы, за кооперативным кушаком налегающего на плуг Гребенкина не торчит политграмота Бердникова и Светлова? Где серп и молот?

Почему вместо неопределенных перезвонов в душе середняка за пригорком не звучит Интернационал? Где кумачовое знамя, бодро реющее на ветру?

Умученный вышеназванными перезвонами, Гребенкин умирает. Испуская последний вздох, он говорит окружающим его мужикам:

Следите за развитием животноводства!.. Развивайте площадь посевов!.. Сейте чистосортные культуры!..

И умер…

Как говорится, его счастье. Предусмотрительно скончался, не дожидаясь, пока в ЗИФе выйдет эта книжка. Покойники не обязаны читать! Везет людям!

Вредная чепуха

В книгу Глеба Алексеева «Свет трех окон» вошли 8 рассказов. Все они одинаково плохи и написаны одним и тем же «черноземным» языком:

– Ты послухай‐ка сюды…

– Карасину ни икономно жгешь!

– Не оммани!

– Аюшки!

Во всех рассказах описывается современная деревня, которая отличается от старой только тем, что автор описывает все деревенские зверства по новой орфографии.

В каждом рассказе мужик, конечно, зверь и, конечно, бьет жену.

Он долбанул кулаком по крепкому ее заду.

Евстигней, подмяв под себя жену, сел верхом на ее плечи, не спеша засучил рукава, поглядел поверх крыши, вздохнул с сокрушением – и уж тогда нанес первый удар в лицо, норовя своротить скулу.

И только рассказ «Жертва» автор насытил густой идеологией Комсомола.

Тося, заметив, что деревенские парни целуют девок и поют похабные частушки, – начала агитировать ребятам, что они являются пережитком отсталого царизма.

Ребята соглашаются с Тосей и совместно с ней организуют «красные посиделки». На этих посиделках Тося зачитывает книжечку, в которой говорится:

Наша точка зрения на любовь может быть лишь революционно-классовой. Если то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной пытливости, лишает его производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, понижает его боевые качества, – то такое половое проявление долой!

Тут парни говорят, что, конечно, с такими взглядами жить легче, и очень жалеют, что не знали этого взгляда раньше из‐за царского произвола.

Кончается весь этот бред тем, что Тося забеременела от самого активного парня – Бронзового. И когда у нее родился от него ребенок, то он упрекает ее в мещанстве:

– Родила кутенка и назад обеими ногами в болото…

Солнце вокруг, а ты сама в нору ползешь!

А еще через несколько страниц он просто убивает Кимчика…

Единственное достоинство всей книги Глеба Алексеева то, что она издана только в количестве 3000 экземпляров.