– Билет пять тысяч! – хрипела лиловая девица. – Граждане… детям…

Граждане пихали. Жадный глаз ловил пролетающие номерки. Над всем гудело электричество. Гений Принцметалла торжествовал – паровозная рулетка очищала карманы вовсю.

Оторвавшись наконец от стойки, гражданин, балдея, начинал понимать, что он пожертвовал свой дневной заработок, и, кажется, вовсе не детям.

Когда я в последний раз встретил Принцметалла, то вместо лица у него было какое‐то зарево.

– Гениально! – рычал он. – Гени-ально! Совершенно новое дело! Каждая беспризорная дешевка станет миллионером в золотом исчислении.

Я слушал.

– Небесный олух! – кричал Принцметалл. – Знаменитый проект. Продажа титулов в пользу детям! Патент мой! Мне десять процентов! За двадцать рублей золотом каждый гражданин может стать граф Шереметев или князь Юсупов. На выбор! Всюду будки и всюду продажа. Всего двадцать рублей золотом. Мне два рубля, содержание будок и печатание графских мандатов два рубля, остальное кушают дети.

Накричавшись и наоравшись на моей груди, Принцметалл оборвался с моего рукава и устремился хлопотать о своем гениальном проекте.

Борьба с детской беспризорностью принимала потрясающие размеры.

Ярмарка в Нижнем

История ярмарочного торга

В двадцатых годах 17‐го столетия начинается восстановление разоренного Макарьевского Желтоводского монастыря (30 верст от Нижнего).

Восстанавливали его монахи, по обычаю, отнюдь не сами, а с помощью сходившихся со всех концов умильной Руси богомольцев.

Эти богомольцы и были пионерами всероссийской ярмарки. В 1641 году ярмарка была утверждена официально, а к концу века она представляла собой уже «зело великое сходьбище».

Хозяйственные монахи сами строили торговые помещения, сами чинили суд и трудолюбиво собирали с приезжих подати.

Подать была большая и вкусная.

За монастырскими стенами монахи торжественно пели. А попев с полчасика, шли за ограду и «регулировали» торговлю. От сего монастырь богател и богател.

Ярмарка быстро и буйно росла.

Гостиный двор на ярмарке (построен уже казной) заключал в себе тысячу четыреста лавок. Частных лавок было до тысячи восьмисот.

Ярмарка уже не умещалась на монастырской земле и занимала земли села Лыскова по ту сторону Волги. Это вело к распрям без конца. Из-за перевоза.

Лысковцы, держатели кабаков и харчевен, нрав имели дико-самогонный и споры кончали набегами на монастырь, погромами ярмарки или громчайшим мордобоем.

С переходом Лыскова во владение князей грузинских бои монахов с кабатчиками кончились.

Князь Георгий Грузинский, сидевший тогда (начало 19‐го века) в Лыскове, имел почти «небесные» полномочия.

Он вел свой род от библейского арфиста, царя Давида, и считал себя родственником Христа.

Кроме того, он был потомок грузинских царей. Кроме того (и самое главное), он был просто самодур.

На Лысковской половине ярмарки он держал себя полновластным хозяином. На Макарьевской половине его боялись, как черта.

Окруженный сверкающей свитой, скороходами, мопсами и приживальщиками, он быстро расправлялся с виноватыми:

– либо путем изгнания с ярмарки оплошавшего перед ним купца,

– либо распродажей его товара.

Впрочем, иногда «родственник Христа» снисходил до того, что избивал виноватого сам.