|
Иногда он раскачивался от ветра, и тогда на полу бегали желтоватые блики, похожие на крыс. Настороженно тикали часы. Старуха сидела в углу молча, почти не дыша, как большая сонная птица. Она ничему не удивлялась и ни о чем не спрашивала. В первом часу ночи в дверь постучали. Мы открыли, и в комнату вошла молодая, грубо размалеванная женщина. Увидев нас, она испуганно вскрикнула и хотела уходить. — Легче, гражданочка, — тихо произнес один из агентов, — не лишайте нас вашего общества. Садитесь и не шухерите... — Мне некогда сидеть. Я должна идти, у меня свои дела есть. — К сожалению, придется подождать. У нас тоже дела. Женщина недовольно вздохнула и села в углу. Опять наступило молчание. Около трех часов ночи за дверью послышались легкие мужские шаги. Потом раздался стук, и пьяный голос громко произнес: — Все дрыхнешь, старая ведьма. Отвори! Эй, отвори! Мы открыли дверь и стали по бокам у входа. Высокий парень вошел в комнату. Его моментально обыскали. — В чем дело? Что вам надо? — Как ваша фамилия? — Голосницкий. А что? —— Ничего, Сеня. А где Петр? — Какой я вам Сеня! — нагло заявил парень. — Что вы от меня хотите? — Ничего особенного. Вам привет от Цыгана. — Никаких цыган я не знаю! — злобно вскричал он. — Говорите, в чем дело? — Сережу Цыгана не знаете? А про какого Цыгана вам писали? — И я предъявил ему найденную записку. Он испуганно взглянул на нее и угрюмо замолчал. — Сидите молча. Будем ждать Петьку, — сказал я. Голосницкий покорно сел. Через час пришел Петр Чреватых. Он был совершенно пьян, и в таком состоянии было бессмысленно с ним говорить. Взяв их с собой, мы вернулись в угрозыск. Голосницкий и Чреватых поняли безвыходность своего положения. И они быстро признали свою вину. Уже к вечеру следующего дня следствие было в основном закончено. Сидя у письменного стола, я перелистывал еще невысохшие листы протоколов допроса, перечитывая подробные показания обвиняемых. И вся картина этого преступления во всех его деталях возникла передо мною. Два года Чреватых, Голосницкий и покойный Гаврилов «работали» вместе. Все трое были профессиональные «домушники» и не думали менять воровскую профессию. «Работали» довольно успешно. Но вот еще в прошлом году Цыган начал возбуждать у них тревожные сомнения. Парень перестал пьянствовать, не посещал притонов, неизвестно куда отлучался. Все это было неестественно и непонятно. Наконец, он прямо заявил Голосницкому и Чреватых, что решил «завязать узелок», то есть больше не будет воровать и даже намерен поступить на работу. — Несчастный фраер, — заявил ему тогда Чреватых, — провались к чертям со своей работой. Противно смотреть на твою глупую рожу, маменькин сынок, юбочный хвост, собачий... И он еще долго изощрялся. Самое неожиданное для них было, что Цыган действительно ушел, а уйдя, не думал возвращаться. Через несколько дней бывшие компаньоны встретили его на улице с какой-то миловидной скромной девушкой. Все стало ясно. — Знаешь, Петух, — мрачно заявил тогда Голосницкий, обращаясь к Чреватых, — эта маленькая телка, за которую он уцепился, страшнее, чем все наши марухи. |
