— Боже мой!

Страшный, пустой дом. Его, оказывается, выселили, обнесли забором, назначили к сносу. Заколоченные подъезды. Исковерканные рамы и изломанные водосточные трубы. Зияющие угрюмо-черные окна, из которых, как из подпола, несло холодной земляной сыростью, молочной паучьей плесенью. Странное дело, я смотрела на свой старый дом и, словно в умственном затмении, даже не могла припомнить, где находятся окна нашей квартиры.

Как под гипнозом, я не отрываясь смотрела на развалины, и, наверное, могла бы смотреть бесконечно долго, если бы меня не одернула Агния.

— Естественная трансформация настоящего в прошлое, — сказала она. — Сначала живое превращается в мертвое, а потом мертвое — в черное-пречерное, непроглядное, как черная смола, неразличимое ничто. Бессмысленно искать Истину в этом ничто…

Я с недоумением взглянула на Агнию. Я бы не удивилась, если бы услышала что-то подобное от Стивы. Она говорит точь в точь как он. Это могло означать лишь одно. Когда мужчина и женщина становятся близки… Когда женщина настолько проникается мужчиной, что… Несомненно, к настоящему моменту они уже были куда более близки, чем я даже могла предполагать.

Взявшись под руки, мы прошли еще чуть-чуть дальше, уселись на скамейке перед мрачными пустырями. Прижались друг к другу, как два щеночка. До чего, оказывается, здесь всё сделалось запущено, печально. Вот — погруженная в серый утренний туман одичалая рощица, бурых осенних тонов, целый лесок. Картина никак не похожая на городской пейзаж, да еще в центре столицы. Не пейзаж, а местность. Может быть, где-то там таится, скрывается моя затравленная седая волчица. А еще немного подальше, под горкой — бок масляно-черной Москва-реки.

— Послушай, а куда, собственно, подевался Стива? — встрепенулась я.

— Я здесь, я здесь, — тут же откликнулся Стива, появляясь из-за деревьев, словно выглядывая из-за занавеса. — Кстати, не забывайте, что мы находимся внутри эксперимента — под действием реального наркотика. Мы находимся в волшебной сказке. И обязаны использовать эту уникальную возможность, чтобы, наконец, приблизиться к Истине!

— Ну, конечно, Стёпушка, — ласково, а главное, с проникновенно интимной интонацией промолвила Агния. — Не беспокойся, пожалуйста, дорогой мой.

Тон Агнии смутил меня до невообразимости. Может быть, они уже давно сделались одно и то же. Чужая любовь обожгла меня, как черный адский огонь. До вспенивающихся пузырей.

— Очень хорошо, — кивнул Стива, довольный, как ребенок, и снова скрылся в рощице.

У меня промелькнула странная мысль: «…как ребенок, заблудившийся в лесу, где рыщет голодная волчица…»

— Ах, как бы я хотела, чтобы мы с ним были одно и то же! — словно прочитав мои мысли, шепнула мне Агния. — Ты знаешь мои взгляды: если уж я решила, если уж мы будем вместе, то он должен принадлежать только мне. Понимаешь? Только мне!

Что-то еще сквозило в ее интонации. Неужто неуверенность в своем возлюбленном? Ревновала ли она его ко мне?

— Конечно, я бесконечно ему благодарна, обязана, — поспешно сказала я. — Он ведь, можно сказать, просто спас меня от гибели… — На самом деле не она, а пожалуй, именно я безумно ревновала ее (и притом не имея на то, вообще говоря, никакого права и основания). Меня со Стивой связывало очень многое. Однако мы так и не стали близки. — Но, в конечном счете, не стали близки, — стыдливо повторила я вслух.

— О, это не так-то просто! — усмехнулась она.