Захар сосредоточился… Невероятная фиксирующая все и вся память, мгновенно восстановила порядок.

Воронцов проснулся не от звонка. Встал с постели. Поддернул резинку широких клетчатых шортов. И, зевая, поплелся к двери.

Звонка оттуда, точно — не было. Был только, сидящий на коврике под дверью крупный полосатый кот с драным левым ухом. И некое странное, призывно–требовательное, щекочущее ощущение, заставившее Захара подойти к двери и отпереть замок. Воронцову показалось, что к двери его, как будто бы — позвали.

Кот позвал.

Вот засада, всерьез расстроился мужчина, начинается, блин, заново! Точнее — продолжается. Вот уже несколько дней Воронцову казалось, что его голова временами превращается в телевизор заполненный «белым шумом». Причем телевизор древний, с ручками настройки на корпусе, которые некая нетерпеливая рученка постоянно покручивала, пытаясь выловить в мельтешащем черно–белом крошеве устойчивую передачу: найти канал трансляции.

А подобных странных ощущений Воронцов боялся до одури. Человек, семь лет ходящий по тонкой грани между сумасшествием и здравием, не мог беспечно отнестись к любым возникшим вдруг кульбитам рассудка: ощущение «белого шума» Захар испытывал впервые. Тумблер «настройки» щелкнул в голове четыре дня назад. Причем, мягко говоря, — не вовремя. «Шум» накатил в особо трепетный момент, когда Захар нежно мял пальцами ладошку Дины, уговаривая любимую назавтра отправиться в ЗАГС.

Диана что–то отвечала… Воронцов не слышал. В голову залетели и привольно расселились мириады жужжащих черно–белых мошек, зрение расфокусировалось, лицо Дианы исказила зыбкая, плескающаяся пелена…

Предложение руки и сердца вышло комканным; Захар даже забыл о бархатной коробочке с бриллиантовым колечком, что так и осталась лежать в кармане джинсов.

Смущенно извинившись перед — вроде бы? — невестой, Воронцов почти бегом, ничего не видя перед собой, ушел из парка. Диана осталась на лавочке возле фонтана.

Захар бежал по улицам небольшого южного городка, задыхался не от бега, а от ужаса — сумасшествие его настигло! некие преграды, препоны для безумия, оставленные в голове подопытного учеными с военной базы — рухнули! Кошмарные видения из снов, проникли наружу, начали затапливать сознание, словно канализационные стоки темный подвал.

И этого Воронцов ждал и боялся всегда. Что сделали с его телом и рассудком ученые из военной лаборатории, узнать невозможно. Действенность некоторых разработок можно проверить только временем. Временные рамки раздвигаются медикаментозно, лишенный препаратов сбежавший «подопытный кролик», вполне оправданно ожидал каких–то сбоев в организме.

Сбой подло вдарил по мозгам. Хотя Воронцов предпочел бы жить в хилом теле, но здравом рассудке.

Семь лет назад, выбирая между собственными ощущениями и логикой, Захар — тогда еще Иван Погребняк, убедил себя, что отторжение мира, в котором он очнулся, вызвано опытами, проводимыми над его интеллектом. Н е п р а в и л ь н о с т ь, окружающей его действительности он списал на побочные действия вмешательства в мозг «кролика». Искать иное объяснения он не отважился: иное лежало в области фантастики, эзотерики, мистики, психиатрической лечебницы.

Ученые, противодействуя ощущениям, втолковывал себе Захар, ускорили мои интеллектуальные операционные возможности, «растормошили» спящие зоны мозга, раздвинули пределы оперативной памяти, сделав ее практически безграничной; телесные реакции, рефлексы довели до совершенства.

Как долго интеллект и тело могут существовать в подобном ускоренном режиме — не известно. Захар Воронцов ожидал, что сбой может произойти в любой момент. Однажды он может проснуться и не узнать себя в зеркале. Однажды он может очнуться на вокзале среди бомжей.