«Пошумят и разойдутся, — уговаривал себя Владимир Леонидович, из головы которого все не шел покрытый шрамами бессмертный мальчик. — Мужики в массе своей незлобливы и отходчивы. Мы постараемся все объяснить…»

И сам не знал, как объяснить малообразованным людям то, что казалось неподвластным не только его рациональному уму военного, но и гибкому интеллекту ученых людей, презирающих всякую мистику и небывальщину. Атавистический, вынесенный из пещерных времен страх перед неведомым мог легко оказаться сильнее уважения к власти и благодарности.

— Как хотите, Владимир Леонидович, — ротмистр Манской тщательно, на все пуговицы, застегнул парадный мундир, принесенный ему из дома денщиком взамен порванного, поправил одинокий солдатский «георгий» и выровнял строго по линии симметрии фуражку. — А я спущусь к солдатам. Поручики молодые, могут запаниковать раньше времени, а это, господа, крайне нежелательно.

Еланцев понял, что этот человек ни перед чем не остановится — слишком памятен ему, бывшему корнету-рубаке, позор Гражданской и предшествующего Февраля. Если понадобится, то он умрет, но не нарушит данной когда-то присяги. Не этому осколку Империи — Великой России, единой и неделимой…

— Я с вами, Сергей Львович.

Офицеры и священник спустились на площадь, присоединившись к кучке чиновников и горожан, надеющихся уговорить бунтовщиков миром.

— Владимир Леонидович, — к генерал-губернатору подошел бледный в синеву инженер Спаковский. — Выслушайте меня, пожалуйста.

— Я слушаю вас.

— Там, среди бунтовщиков, — слова давались инженеру с трудом, но он переборол себя. — Мой сын, Петенька.

— Что он там делает? — повернулся к говорящему всем телом полковник.

— Он… — инженер замолчал. — Он… Он среди зачинщиков, Владимир Леонидович.

— Что-о?!!

— Он, и еще несколько молодых людей, — Спаковский был на грани обморока. — Понимаете, они создали какой-то подпольный кружок…

— Мы поговорим об этом после.

— Нет, сейчас! Я виноват, не досмотрел за сыном… Разрешите мне пойти к ним туда, поговорить… Мне и родителям других…

— Заговорщиков? — зло бросил генерал-губернатор. — Подстрекателей?

— Не говорите так, — пробасил, шагнув к собеседникам, купец Горохов. — Мальчишки просто заигрались. Мы, родители, пойдем к ним и…

— В угол поставите? Идите по домам, господа, и молитесь, чтобы у ваших ненаглядных чад хватило ума остановиться самим.

Потупившись, оба родителя отступили к гудевшей, как растревоженный улей, толпе товарищей по несчастью. Как много все они дали бы сейчас, чтобы все завершилось миром, как жалели, что сын аптекаря Лунца проговорился об их с дружками страшной «забаве» только сегодня…

Толпа бунтовщиков вылилась, как опара из квашни, на площадь перед «Кремлем» и замерла в нерешительности. Ее и ощетинившиеся штыками шеренги солдат разделяло от силы сто саженей. И уже отлично было видно, что многие крестьяне вооружены: кто дубьем, вилами или косами, а кто и вполне серьезно — огнестрельным оружием.

«Не обойдется без крови, — подумал Владимир Леонидович, одергивая мундир и собираясь выйти к толпе — что говорить он еще не знал, но надеялся, что сам его вид подействует на бунтовщиков умиротворяюще. — Спаси нас, Господи! Вразуми чад твоих неразумных…»

— Постойте, — мягко взял его за рукав отец Иннокентий.