— Приказ, приказ… — полковник опустил бинокль. — Надо выставить секреты по всему периметру…

— Так точно!

— Чего вы орете? Потом, все потом… Как они умудрились пробраться через болото? Проводник из местных?

— Вполне возможно… Но весь прошлый год стояла засуха… Да и это лето…

— Вы правы, засуху мы не учли… — задумался полковник, вновь приникая к окулярам. — Болото вполне могло обмелеть… Надо задуматься об исследовании бродов и минировании наиболее проходимых… Сколько их?

— Мы насчитали пятерых.

— Пятеро… Все здесь… — пробормотал офицер, не отрываясь от бинокля. — Хотя это может быть лишь передовым отрядом… Чем они заняты?

— Роют ямы на берегу.

— Золотоискатели?

— Не похоже. Промывочных лотков не наблюдается. Возможно, геологи, господин полковник.

— Геологи? Вполне вероятно… В общем, так, поручик: продолжайте наблюдение, свое присутствие не обозначайте. Активные действия предпринимать, только если пришельцы полезут к «дефиле».

— Слушаюсь!.. Какого рода действия?

— Любого, — буркнул полковник, осторожно пятясь назад. — Вплоть до применения оружия…

* * *

Поплавок, не дрогнув, отвесно ушел под воду, и Слава осторожно подсек, чувствуя на другом конце лески живую тяжесть.

«Только бы леска выдержала! — молил про себя юноша. — Только бы выдержала леска!..»

Собственно говоря, лески как таковой не было. Была скрученная из ниток, выдернутых из одежды, бечевка, крючок из согнутой английской булавки и поплавок, сделанный из прошлогоднего гусиного пера, найденного на берегу. Если бы молодому рыболову дома, в Москве, кто-нибудь сказал, что на такую варварскую снасть можно ловить рыбу, он бы ни за что не поверил. Что там не поверил: поднял бы на смех, поскольку в семье Ростовцевых рыбная ловля была возведена в ранг священнодействия. Сколько раз они с папой и младшим братом выбирались рано поутру на Клязьму поудить пескариков и окуньков. И хотя рыба там водилась «самого подлого сословия», как шутил старший Ростовцев, инженер одного из оборонных заводов, — снасти всегда были на высоте.

— Бешмет весь драный, а оружие — в серебре! — назидательно говорил Игорь Константинович, аккуратно привязывая к волосяной леске блестящий «карасевый» крючочек-заглотыш из сохранившихся еще со «старых времен» запасов. Увы, запас этот таял на глазах, а отечественная промышленность, похоже, не понимала, что сомов и осетров в реках в связи с победным шествием социализма и индустриализации становится все меньше, а пескари и карасики их продукцию заглотить могут лишь артельно. Да и то выстроившись в очередь.

«Эх, сюда бы настоящих крючков, — вздыхал Слава. — Даже монстров работы „Красного металлиста“. Уж нашлись бы тут рты и на их изделия…»

И то дело: рыба тут была просто непуганая — хватала чуть ли не на голый крючок, причем таких пород, какие не встречались на картинках в любимых книгах Сабанеева. А размеры… Если бы юноша среди знакомых московских рыболовов попробовал показать, как водится, на пальцах, размер не самого крупного экземпляра неизвестной рыбины, его просто подняли бы на смех.

Наконец серебристое тельце забилось на прибрежной гальке, и Слава коршуном рухнул на рыбу, чтобы не дать ей уйти обратно в озеро: «бородки» на самодельном крючке, конечно же, не было, и рыбак упустил немало местных обитателей, пока приноровился к такой экстремальной ловле.