Но вот причислить себя к «трудовому народу» молодой человек не мог. Не мог никак. Образ отца уже начал размываться в его памяти, но встать на сторону его противников юноша не смог бы никогда. Занимать нейтралитет, сколько это было возможно, — да, но стать врагом — никогда.
— И где он сейчас? — задал Алеша наконец вопрос. — Во Франции?
— Почему вы так решили?
— Он же был белым офицером. Ротмистром, если не ошибаюсь.
— Полковником. Но почему был? Он и сейчас полковник.
— Даже так? Но особенного значения это не имеет. И он только просил передать привет?
— Нет, не только. Я готов переправить вас к нему. Вы ведь хотите его увидеть?
— Хочу, но… Я гражданин Советской России, господин… извините, не знаю, как вас по имени-отчеству…
— Это неважно.
— Я… Я не могу. Дело, которому служил мой отец, обречено, и я не хочу… Одним словом, я не хочу ничего менять в своей жизни.
— Вы готовы всю оставшуюся жизнь служить в архиве? Большевикам?
— Почему? Я намерен закончить университет…
— Бесплодные мечты, мой друг. Клеймо «бывшего» будет довлеть над вами до самой старости. Если большевики не решат окончательно очистить от подобных вам и мне Россию задолго до того, как вы достигнете преклонного возраста.
— Это вражеская пропаганда. Большевики готовы возвратить многое из старого. Тот же НЭП, попытки наладить отношения с Европой…
— Это лишь временное отступление. Все очень скоро изменится. И изменится к худшему.
— Я вам не верю.
— Хорошо, — легко согласился незнакомец. — Я готов дать вам время обдумать мое предложение. Допустим — неделю. Вам это подходит?
— Вряд ли я передумаю.
— Как знать. Меня не ищите — я сам вас найду. И не говорите никому о том, что мы виделись. Пользы от этого не будет. Ни вам, ни мне…
Алексей повернулся и пошел к выходу, но мужчина снова его окликнул:
— Постойте. Может быть, с этим вам будет легче думать?
Он протягивал юноше чуть помятый, хитро свернутый листок бумаги.
— Почитайте на досуге.
Подчиняясь гипнозу его голоса, Алеша развернул листок и прочел:
«Алеша! Дорогой мой сынок…»
— Что же вы сразу… — поднял от письма взгляд молодой человек, но в арке уже никого, кроме него, не было.
4
Поезд трясся на стыках рельсов уже седьмой день.
Давно уже скрылись позади, в удушливом паровозном дыму Волга, башкирские степи, Уральские горы, шумная привокзальная площадь Челябинска, провинциально-сонный Курган, промелькнул еще один кусочек степи под Петропавловском, уплыл в ночь так и не увиденный толком Омск… Алеша, конечно, знал, что Россия велика — география в гимназии была у него одним из любимейших предметов. Но одно дело рассматривать бескрайние российские просторы на карте, следуя указкой за тоненькой красной линией, соединяющей Петроград с далеким Владивостоком, а другое дело — самому проехать без малого три тысячи верст и знать, что до финала еще ох как далеко.
Конечно, разруха понемногу уходила в прошлое. До прежнего же порядка на железной дороге, который Алексей помнил по ежегодным поездкам с маменькой и няней на юг, к Черному морю (отцу, занятому на службе, всегда было недосуг, но для мамы с ее слабыми легкими Крым оставался единственным спасением до самого рокового шестнадцатого года), еще было далеко. Чего только стоили переполненные «купе», в каждом из которых вместо четырех, положенных по задумке неведомого конструктора, пассажиров, ютилось самое меньшее шесть-семь человек. |