Непонятно почему, парень вдруг вспомнил, как в ОМОНе, где ему тоже довелось послужить за свою недлинную, но полную приключений жизнь, российский герб пренебрежительно называли «курицей». Точно ведь! Вылитая курица…

– Ты добычи-и-и не дождешься-я-я…

Стервятник, весивший, наверное, не меньше центнера, давил на грудь и живот, словно бетонный «пасынок», которых довелось натаскаться вдоволь на железобетонном комбинате… Дышать было нечем: раскаленный, просто какой-то печной воздух, неподъемная тяжесть…

«Клюй же уже, зараза!!!»

И орел ударил.

Только не в глаза, а куда-то в бок, норовя забраться поглубже черными от засохшей крови остриями клювов…

– А-а-а-а!!!..

* * *

– Успокойся, успокойся, миленький…

Пожилая женщина ласково, будто малого ребенка, успокаивала мечущегося в жару раненого, осторожно промокая его сухие, древесной корой растрескавшиеся губы влажной салфеткой.

– Попить бы ему… – подал голос мающийся на соседней койке парень.

Он бережно баюкал перебинтованную руку, переломанную в двух местах лопнувшим буксирным тросом.

– Нельзя ему, Сереженька, – покачала головой сиделка, отжимая компресс в дребезжащей на столике алюминиевой миске и пристраивая его на раскаленный лоб бредящего. – Врач строго-настрого запретил… Пока кишки не срастутся – только капельница.

– В живот угодила – на тот свет проводила, – сумрачно изрек собеседник вековечную солдатскую мудрость.

– Типун тебе на язык! – рассердилась женщина.

– «Типун, типун»! – буркнул «переломанный», отворачиваясь. – Все равно не жилец больше Макар на белом свете. Отгулялся… Я на такие раны в Чечне насмотрелся. Не лечатся они.

– Так то в Чечне… А у нас Валентина Егоровна – вылечит.

– Да-а… Не то она лечила раньше-то…

– Молчал бы, умник! Что-то чересчур разгулялся, смотрю! Выгоню вот обратно – нечего койку занимать.

– Ладно, ладно…

Раненый перестал стонать и принялся бормотать что-то неразборчивое.

– Вейся… черн… моею… – с трудом разобрала, нагнувшись к самым его губам, сиделка. – Я не твой…

– Бредит… – устало распрямилась она, поправляя косынку. – Вторую неделю уже бредит…

* * *

Вторую неделю уже караван вездеходов торил свою бесконечную тропу в нехоженой тайге, наматывая на гусеницы никем и никогда не измеренные километры.

Как оказалось, выпущенные с земли наугад пули не только вспороли бок телохранителя Владислава, но и пробили бак. Просто чудо, что среди них не оказалось трассера, иначе вертолет ждала бы печальная участь его собратьев, догоравших на аэродроме…

Но горючего хватило в обрез, и Влад до сих пор не мог поверить, что ему удалось относительно мягко посадить винтокрылую машину близ импровизированных мастерских с уже практически «сухим» баком.

Теперь «стрекоза» со сложенным винтом тряслась в хвосте колонны на открытой платформе, поскольку бросать ее было никак нельзя. И бросать нельзя, и использовать – тоже. Вроде как пресловутый чемодан без ручки…

Нет, пробоины местные «кулибины» давно залатали, а двигатель, тьфу-тьфу, не пострадал абсолютно, но вот бензина, пригодного для заморского дива, оказалось – кот наплакал… Еще одна из оплошностей, которые исправить уже невозможно.

Всего лишь один из просчетов, которых оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать вначале…

Помимо авиационного бензина, забыли запасти столько всего, что один лишь примерный перечень занял бы несколько страниц убористого текста.