– Куда уж мне понять. Твой дядя ничем не лучше старой кочерги. Он вырос и забыл мир, представляешь?

– Брауни мне сказала то же самое, только кочергу пропустила. Ты взобьешь мою подушку?

– Я твой верный раб! – покорно воскликнул Артур и несколько раз подбросил подушку в воздух. По комнате закружились белые перья, тихо предупреждая о наступающей зиме. Лиза Бонн улеглась в свою мягкую постель, и дядя сжал ладошку девочки.

– Она вернется? – вдруг спросил он.

– Если очень-очень захочешь, – уже засыпая, прошептала Лиз.

– Ну, за этим дело не станет, – молодой человек поцеловал ее в лоб и подоткнул одеяло. – Сто фунтов печенья и карамелек тебе, принцесса.

– А тебе семьсот… размильонов… и перетысяч… золотых монет, – ответила девочка и засопела.

– Не надо, – проговорил Артур, уже обращаясь к себе. – Может, если я останусь бедным и благородным, кто-нибудь однажды разведет огонь и в моем очаге.

Он попрощался с родными и вышел на улицу, чтобы поймать последний ночной экипаж.

В сказке я готов был стать кем угодно – принцем, королем, разбойником, пиратом… Да хоть вездесущим дедом-провидцем, у которого «борода до пят, а глаза как молнии сверкают»! Думал ли я, что мне уготовано совсем другое место, да такое привычно-обычное, что я не сразу его заметил.

Но ближе к делу – к июлю двухтысячного года и тем жарким дням, когда под ногами хрустели высохшие желтые листья, почти как осенью.

Мы с братом проводили лето у бабушки. Мне было двенадцать, а ему восемь. Деревянный домик, сад-огород и сама бабушка казались уголком прошлого в наступившем новом веке. Это место словно законсервировали с давних-предавних пор – деревянный уют без удобств, но с русской печкой, домашняя живность и сметана в глиняных горшочках.

А если совсем близко к делу, то ранним утром меня вытряхнул из постели вопль брата:

– Ди-имка! Димка-а! Глянь, все как в сказке!

За любую другую фразу, разбудившую меня в семь утра, Юрка получил бы крепкий подзатыльник. Но – «Все как в сказке!» – этих слов я ждал, пожалуй, всю свою жизнь! Я спрыгнул на дощатый пол, нащупал босыми пальцами один тапок и выскочил во двор.

Юрка, белобрысый и загорелый до черноты, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Чего кричишь? – с показным равнодушием спросил я. – Где твоя сказка? Показывай.

– Пошли в курятник, – заявил брат.

Признаюсь, это немного охладило мой пыл. Ну что невероятного могло случиться в курятнике? В конюшне – еще куда ни шло. Во многих сказках упоминалась именно конюшня. Но курятник?.. Разве что одна из кур снесла золотое яичко.

Я поплелся за Юркой. По дороге нас облаял хранитель будки Маркиз (слишком напыщенное имя для дворняжки), и я наступил босой ногой на щепку (не больно, но обидно). Наконец, мы оказались в курятнике, который пахнул курятником и был битком набит пестрыми курицами – белые почему-то у бабушки не приживались.

– Ну и где?  – спросил я, стараясь не вступить в опасные точки босой ногой.

– Вот! – благоговейно прошептал Юрка, показывая на нечто, копошащееся в углу.

Это нечто оказалось маленьким, жутко страшным цыпленком, покрытым редким пухом вперемешку с навозной коркой.

– Что. Это. Такое? – стал медленно закипать я.

– Ну, я же говорил, как в сказке. Помнишь, мама читала. Этот, как его… гадкий цыпленок!

– Гадкий утенок, олух!

– Но это ведь цыпленок…

– Цыпленок, утенок, страусенок, какая разница! Ты ради этого меня поднял в такую рань?

– Так интересно же, разве нет? – округлил глаза Юрка.