Команда музыкантов сыграла марш Мендельсона, и колонна тронулась в путь мимо училища механизации, бывшего скотного двора, оплывшего противотанкового рва, санэпидемстанции, углубилась в сосновую рощу, на окраине которой притулилось кладбище.
Панихида была короткой, речей не прозвучало, лишь местный священник прочитал заупокойную молитву. Гроб опустили в могилу, забросали землей, выровняли холмик, установили четырехгранный металлический обелиск со звездой и табличкой с указанием фамилии, имени, отчества, даты рождения и смерти. Через месяц Кузьме Федоровичу исполнилось бы восемьдесят семь лет.
Толпа разошлась, машины с музыкантами, милиционерами и военными уехали, на кладбище у могилы остался Матвей, старушка — соседка Кузьмы Федоровича, помогавшая на похоронах, подсказывавшая очередность церемонии, да отделение спецназа, не решившееся принять участие в похоронах и ожидающее Матвея за оградой кладбища в тридцати шагах.
Сидя на скамеечке у могилы, Матвей снова попытался выйти в меоз, и снова у него это не получилось. Утешало лишь одно: отключение его от ментала, всеобщего информационного поля мира, означало только существенное сужение чувственной сферы, возможности глобальной оценки ситуации, но оно не ограничивало природных возможностей Матвея, его способности жить в ускоренном режиме. Справившись с реакцией организма на попытку выхода в меоз, он поклонился свежей могилке деда, потом старушке, смотревшей на него слезящимися глазами, и пошел ко второму выходу с кладбища, выходящему в сосняк. Четверка оперов направилась следом, не отставая, вдоль забора, но и не делая попыток догнать, из чего Матвей сделал вывод, что кладбище перекрыто как минимум еще двумя группами. Усмехнулся про себя, подумав: зауважал меня, однако, Первухин.
Подождав за оградой кладбища, пока четверка крепких молодых людей подойдет ближе, Матвей внезапно шагнул к ним и спросил, окидывая взглядом всех и определяя, кто из них опаснее:
— Кто старший группы?
Парни переглянулись. Самый крупный, в берете на бритой голове, круглолицый, налитой крутой силой, покачал головой:
— Вы, наверное, приняли нас не за тех, кто мы есть.
— А кто вы? — простодушно осведомился Матвей, готовясь к режиму ускорения.
— Мы из подразделений ПАН и ПРОПАЛ. И ничего смешного в этом я не вижу, — добавил круглолицый, видя, что Соболев улыбнулся. — ПАН — это подразделение активного наведения, ПРОПАЛ — подразделение разовой оперативно-агентурной ликвидации.
— Почему разовой? — с тем же простодушным видом полюбопытствовал Матвей, заставляя сердце начать разгон.
— Потому что после операции подразделение, как правило, подлежит уничтожению, — любезно ответил круглолицый. — Все мы — вселенные в тела людей психоматрицы иерархов и после необходимой коррекции покидаем тело-носитель, которое получает приказ на самоликвидацию.
Матвей покачал головой, готовый к бою, но ему еще не все было понятно в сложившейся ситуации, и он задал еще один вопрос:
— И вы ждали меня сутки, чтобы сообщить такую новость? Почему не убили сразу, как только я появился?
— Нам велено убедиться в окончательности вашего решения, — вмешался в разговор второй член группы, ростом ниже первого, но шире в груди, бородатый и тоже — бритоголовый. — Посланец Девяти предложил вам сотрудничество…
— Я ответил ему «нет» и сейчас повторяю: нет. Я не хочу после выполнения задания разделить участь ваших телоносителей.
— Тогда мы вынуждены начать реализацию второй части своего задания — закодировать вас. — Круглолицый не торопясь достал суггестор «удав». — Все равно вы сделаете то, что обязаны были сделать добровольно. |