Он пожал друзьям руки, подтолкнул их к открывшейся двери, шепнув:
— Идите смело.
Отчего-то оробевшие Матвей и Василий шагнули за порог и, преодолев в полутьме коридор, вошли в комнату с камином, где горел огонь. Отблески его освещали фигуру человека в кресле перед камином, и, хотя в мятущемся свете трудно было разглядеть лицо сидящего, Матвей сразу узнал его.
— Хранитель!
— Матфей?! — эхом отозвался Балуев.
Человек поднял голову, сделал приглашающий жест.
— Проходите, идущие, присаживайтесь. — Он подождал, пока гости снимут куртки и сядут в приготовленные для них кресла. — Меня кое-кто просил помочь вам, и аргументы этих людей показались мне достаточно убедительными. Но все же хотелось бы побеседовать с вами, прежде чем мы перейдем к конкретным делам.
— Кто просил? — полюбопытствовал Матвей.
— Те, кто привел вас ко мне.
— Самандар и Парамонов? — удивился Василий. — Но ведь они же… отступники!
— Может быть, по отношению к воле иерархов, но не по отношению к законам Внутреннего Круга.
— Разве они не преступили Закон мауна?
— Конечно, нет, потому что они нашли Учеников. На подобную ситуацию Закон мауна не распространяется.
— Допустим. И все же непонятно, почему вы согласились помочь нам. Такие люди, как вы, обычно устанавливают контакты только с равными себе.
— А кто сказал, что мы не равны? — По губам Матфея скользнула едва заметная улыбка. — Но мы еще вернемся к этому.
— Хорошо, тогда сразу главный вопрос: чем вы можете помочь нам?
— Ваши друзья просили подключить вас к эгрегору Хранителей. Они сказали, что вы знаете принципы такого вхождения.
— Стать пользователем силы эгрегора можно, лишь став предварительно проводником его идей…
— Абсолютно верно. Вы готовы к этому?
Матвей и Василий переглянулись.
— О каких идеях идет речь?
— Девять Неизвестных, с которыми вы имели честь столкнуться, стратегически правы: реальность требует коррекции на многих уровнях, в том числе и на социальном. К сожалению, структура запрещенной реальности, как и во времена Инсектов, основана на абсолютной слабости, малодушии, бессилии, невежестве, полной уязвимости индивида, который создает коллективные системы защиты, поддержки и контроля. Вся история человечества иллюстрирует власть патологических форм над нормальными. Да, повторюсь: Девять Неизвестных совершенно правы — нашу реальность необходимо жестко корректировать. Но для этой цели они избрали негодные средства. Возможен иной путь.
— Какой же?
— Принцип ненасилия.
— Кажется, мы понимаем.
— Наверное, все же не до конца. Принцип ненасилия не равнозначен религиозному принципу покорности.
— Если это так, — вставил слово Балуев, — то почему вы не вмешаетесь в деятельность Девяти?
— Я мог бы ответить девизом Хранителей: мы подобны Солнцу, которое одинаково светит всем! Но я отвечу иначе: Хранители давно были бы уничтожены, если бы вмешивались в силовые разборки властных эго-структур Мироздания.
— Тогда почему сегодня вы изменили этому принципу?
— Нет, еще не изменил. — Опять беглая улыбка коснулась губ Матфея. — Ведь даже помощь нашего эгрегора — не панацея от вмешательства более мощных сил. Но не буду лукавить: Хранители встревожены. Мы видим, что происходит ускоряющаяся инсектиализация и бестиализация интеллекта: чем умнее индивид, тем отчетливее в нем проступает насекомое и могущественный зверь. |