Он потянул себя за мочку уха и пробормотал в ответ что-то невнятное:

— Да, наверное, говорил, но если Крис предпочитает имя Эрик в честь своего отца…

Уинифрид резко оборвала его:

— Если Крис предпочитает… Ты на все готов, лишь бы угодить Крис. Мне кажется, ей следовало бы стремиться угодить тебе. — С этими словами Уинифрид нахлобучила на голову фетровую шляпу и удалилась.

Меня затошнило. Во время беременности приступы тошноты бывали у меня очень часто.

— Иду в ванную, — сдавленным голосом произнесла я.

Чарльз последовал за мной. Невзирая на неоднократные просьбы уйти и оставить меня в покое, он не уходил, держал меня за руку и смачивал мне виски одеколоном, пока приступ не проходил. Он был очень добр и заботлив. Заверил, что нашего сына назовут любым именем, какое я выберу. Если же родится девочка, ее в любом случае надо назвать Кристиной. Я уже совсем готова была удариться в слезы, но, услышав его слова, невольно рассмеялась:

— Нет уж, пожалуйста, зачем нам в семье две Кристины? Мне всегда нравилось имя Диллиан.

На этот раз засмеялся он:

— Даффодил — Дилл — Дилли-ан! Иными словами, желтый нарцисс. Красиво звучит, но уж больно книжно.

Он обнял меня, и мы спустились по лестнице. Между нами опять все было в полном порядке. Уинифрид ушла. Мы расположились, готовясь провести вечер в семейной атмосфере, хотя после ужина с Чарльзом невозможно поддерживать дружескую беседу. Он всегда приносил домой полный портфель документов, требовавших неотложного внимания. Нет чтобы оставить деловые проблемы в офисе… Наверное, он считал, что для меня самое лучшее место — постель, так как заметил, что мне-де надо рано вставать. Я ушла нехотя. В те дни я вообще не любила лежать — у меня было сильнейшее несварение желудка, и в сидячем положении я себя чувствовала лучше. Мой бедный живот стал просто необъятным, и ребенок толкался в чреве, что есть силы.

Так шли месяц за месяцем. Роды прошли легко, и Чарльз был в полном восторге.

Родился мальчик, его окрестили и назвали Джеймсом. Уинифрид с торжествующим видом держала ребенка у купели. Она настояла на том, что будет крестной, а также нареченной бабушкой. Я пригласила на крестины и представителей своей семьи. Одним из крестных стал мой брат, а другим — старший партнер Чарльза по фирме Норман Холландер. Церемония прошла очень удачно.

Во время приема, который мы устроили после крестин, Джерими шутливо заметил, что Уинифрид более чем когда-либо походит на розовое мороженое «Кокосовый орех». Впрочем, она пребывала в прекрасном настроении и то и дело разражалась громким смехом. Она явно была просто очарована ребенком. Мне самой сын казался очень непривлекательным — безволосый, морщинистый. Мое небрежное отношение к младенцу вызвало резкую критику со стороны нашей дражайшей Уинифрид.

— По-моему, то, что Уинифрид так полюбила малютку, просто замечательно, — заметил Чарльз. Тогда он был довольным и гордым отцом.

Я сухо сказала в ответ:

— Это только потому, милый, что по ее мнению, ребенок весь в тебя. Если бы это была девочка, похожая на меня, она такого интереса не проявила бы.

— Не будь такой злоязычной, детка, — ответил муж.

Нельзя сказать, что тон его при этом был недобрым, но в глазах мелькнуло предостерегающее выражение. Чарльз неизменно огорчался всякий раз, когда я скверно отзывалась об Уинифрид. Однако как ни старалась, мне не всегда удавалось скрыть свою неприязнь. С этим я ничего не могла поделать, Чарльз был очень односторонен. Ему, как видно, никогда даже в голову не приходило, что в наших разногласиях могла быть виновата она. Он не замечал ее вечной язвительности и манеры самоутверждаться и довольно бесцеремонно вторгаться в нашу жизнь, вызывая крупные недоразумения.