С ней разговаривал продавец.

— Вы что-то сказали? — спросил он.

— Нет.

— Чем интересуетесь?

— Да так, смотрю просто.

Клавдия двинулась к следующему лотку. Там стояла кучка парней и чем-то живо интересовалась.

— Это какая копия? Тряпичная?

— Нет, лазерная, — убежденно говорил продавец. — Видите же, фирма.

— Можно? — протянул руку к кассете один из парней.

Клавдия остановилась.

Остановилась и попятилась.

Попятилась и спряталась за угол палатки.

Она, собственно, и сама не смогла бы объяснить причину своего странного поведения.

Ну и что? Что особенного? На Горбушке бывают все. Почему им нельзя?

Она чувствовала себя по-дурацки. Надо было выйти и поздороваться. Но она протиснулась меж палаток, отошла подальше и стала наблюдать.

Добровольные защитники правопорядка в художественном поселке прошли мимо, о чем-то оживленно беседуя. О чем, Клавдия не слышала, а очень хотела бы.

Поэтому она подошла поближе, но в шуме толпы, галдящей у лотков, слов разобрать было нельзя.

Это паранойя, ругала себя Клавдия. У меня окончательно крыша поехала. Это я всех, кого встречу во второй раз, буду подозревать. Да глупость, ерунда.

Но она шла и шла за парнями, пока те не сели в машину и не укатили.

Она возвращалась, ругая себя на чем свет стоит. Ирина могла показаться в любой момент, а она пошла погулять, показалось ей что-то, видите ли…

Но Ирины еще не было. И Клавдия снова уставилась на лотки.

Кто убил Семашко?

Об этом догадаться нельзя, подумала она. Тут дедукция не поможет. Слишком мало данных. Это мог сделать любой из тридцати пяти сокамерников.

Но это точно не были Горбатов и Чалидзе.

И на том, и на другом слишком мало висит, чтобы совать голову в петлю.

Горбатова, скорее всего, вообще не посадят. Отделается крупным штрафом, а содержание под стражей пойдет в счет срока.

Ну, про Чалидзе и думать не стоит.

У этого давно обрусевшего и даже, если можно так выразиться, омосквиченного грузина заиграла вдруг горская кровь. Вот он и покуражился.

Клавдия оглянулась. Ирина все не шла. Это был неплохой признак — значит, есть контакт, как говорят летчики. За Калашникову Дежкина была спокойна. Та умела постоять за себя, чему Клавдия уже не раз была свидетельницей.

Хотя обстоятельства в жизни бывают разные, а в их жизни особенно, есть вещи, на которые можно опереться в любом человеке. Особенно в Ирине.

А почему только в Ирине? — подумала вдруг Дежкина. Почему только в ней? Господи, как же я раньше не сообразила?! О чем я думала, следователь по особо важным делам. Ну, конечно! Ну ясно же как белый день…

На прикид Ирины, когда она вошла в ДК, никто не обратил внимания. Здесь это называлось — по делу упакована.

Ирина потопталась у лотка с виниловыми дисками — кто их сегодня берет? — и спросила продавца как бы мимоходом:

— Шуру не видел?

Продавец вскинул рассеянный взгляд и пожал плечами:

— Нет.

Поскольку лоток с пластинками был у самого входа, продавец явно не мог пропустить Шуранова.

— Я отойду на минуту, а ты посмотри.

— Куда?

— «Куда». Никуда. Если Шура притащится, скажешь мне.

— А ты его не знаешь, что ли?

— Да я отойду. По делам, понял?

Продавец снова пожал плечами.

— Иди.

Разговор, таким образом, занял полминуты.

Но когда Ирина вышла из ДК, Клавдии нигде не было.

Калашникова растерянно оглянулась — нет.

Клавдию, конечно, не так уж просто заметить в толпе.