При мысли о том, что ему придется покинуть монастырь, Лука неожиданно испугался. Все это время его терзали угрызения совести, и он не думал о том, что будет, когда он наконец вернется домой.

Теперь он ощутил холодок в желудке. Дело было не только в возвращении к повседневности и рутине: работа, дом, надежды отца… Ему предстояло встретиться с Кэти и рассказать об ужасной трагедии. После гибели Билла он словно жил с отсроченным приговором. Но с каждым днем те образы, что возникали перед его мысленным взором в палатке китайца, обретали плоть, переплавлялись в глубокое отчаяние, которое ни на минуту не давало ему покоя. Он нередко просыпался от почти физической боли.

Как ему вернуться теперь? Как они смогут понять то, что случилось?

Лука почувствовал приступ слабости и оперся рукой на помост, чтобы не упасть. Его внезапно охватило желание обосноваться в Гелтанге, среди невозмутимых монахов и безмолвных гор. И в самом деле, почему бы ему не начать новую жизнь, оставив позади все, что он когда-то знал?

— Я не хочу уходить, — заявил он, глядя в глаза настоятелю. — Мне нужно время, чтобы все осмыслить. Начать заново.

Выражение лица настоятеля не изменилось.

— Вы не должны бежать от своей жизни, — сказал настоятель, указывая пальцем в грудь Луки. — Только когда вы поймете свою жизнь, то сможете понять жизни других.

На лестнице послышались шаги, и в комнате появилась Шара. Она низко поклонилась настоятелю, и взгляд ее остановился на Луке. На лице промелькнуло озабоченное выражение, когда она протянула ему руку.

— Идемте, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Все готово.

Лука стоял под цветущими деревьями во дворе, глядя на медленно опадающие лепестки. Справа от него начиналась каменная лестница, ведущая к подножию горы далеко внизу. Ему казалось, что прошла вечность с тех пор, как он тащил по этим ступеням Билла.

Шара уже приготовила рюкзак Луки, и он, набитый провизией и снаряжением, лежал у первой ступеньки. В нише неподалеку стояли две налитые Шарой пиалы чая.

— И сколько же времени уйдет у вас на то, чтобы записать книгу? — спросил Лука, не отрывая глаз от лепестков.

— От двух до трех лет. Не меньше, — ответила Шара, аккуратно ставя пиалы на первую ступеньку.

Она рассматривала горы, когда Лука подошел к ней и встал рядом.

— Конечно, мне потребовалось гораздо больше времени, чтобы выучить ее наизусть.

Лука опустил взгляд на изящные фарфоровые пиалы.

— Кажется, я уже напился чаем, — сказал он.

— Одна пиала для меня, — ответила Шара, поднимая пиалу и делая глоток. — А вторая будет ждать вас, если надумаете вернуться, — таков обычай.

Лука заглянул в ее зеленоватые глаза. Они светились печалью, какой он не замечал прежде, а по сжатым губам он видел, что она пытается скрыть обуревавшие ее чувства.

— Но настоятель сказал, что я должен уйти. Он не хочет, чтобы я возвращался.

— Он сказал, что вы не должны бежать от своей жизни. Когда разберетесь с ней, вы свободны делать, что хотите. — Она взяла его руку в свои. — Но что бы ни произошло, Лука, помните: в гибели Билла нет вашей вины.

Услышав имя друга, Лука отвернулся. Ужас случившегося сдавил ему грудь, и у него прервалось дыхание.

— Прощайте, Шара, — прошептал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

Он задержался, вдыхая ее тонкий аромат. Потом резко отвернулся и расправил плечи. Он поднял с земли рюкзак и пошел вниз по ступенькам, не глядя на девушку и пряча глаза.

Шара осталась на верхней ступеньке. Ветерок играл ее длинными волосами. Она долго смотрела вслед его удаляющейся фигуре, ожидая, что он обернется.