Медведь не напал. Витюня влез спиной в ольховник и затрещал кустами, проламываясь наугад. Мысли тяжеловесно прыгали, и отдавалось в голове.
Это как же, а? Безлюдье… Буйный псих с копьем и медным топором… Выдранный наконечником копья клок ваты… Теперь медведь…
«Антракт, негодяи!» – загремели полузабытые слова из книги, которую Витюня читал когда-то давно, а может быть, и не читал вовсе. Но именно
эти слова кто-то отчаянно крикнул внутри его. И совершенно напрасно: никакого антракта не последовало, а бредовая явь по-прежнему не
выказывала никакого желания обернуться сном или галлюцинацией.
– Да что ж это? – недоуменно пробубнил Витюня, не замечая стремительной модификации своего природного баса в ломкий обиженный тенор. – Это
что, все вот это – всерьез?!.
Глава 5
Кому чару пити?
Кому выпивати?
А.К. Толстой.
Помощь пришла вовремя, именно в тот шаткий, страшный, как нависший над головою качающийся валун, момент, когда почти истративший запас
стрел, оттесненный к самой вершине, истребленный наполовину отряд защитников Полуденной горы – воинов, подростков, женщин – дрогнул под
градом летящих из пращей булыжников, когда сердце каждого сжалось в ледяной комок и меньшинство готовилось принять на вершине последний
безнадежный бой, большинству же оставались мгновения, чтобы окончательно и бесповоротно пасть духом и обратиться в бегство, открывая врагу
путь в долину. Есть предел человеческих сил, и предел этот был достигнут сейчас, когда сбоку в плосколицых ударила дружная стая стрел и
сотня воинов Рыси скатилась нападающим во фланг. Страшный и мерзкий для уха людей Земли боевой клич покровительницы рода Рыси, вылетевший
разом из сотни глоток, заглушил все. И немедленно, отбросив в сторону мешающие луки, отряд союзников стремительно атаковал плосколицых,
прежде чем те успели развернуть линию пращников против нового противника.
Нет ничего проще, чем превратить трусов в храбрецов, а испытанных смельчаков, напротив, сделать малодушными. Для этого надо только выбрать
тот, чаще всего единственный, миг в битве, когда медная стрелка весов дрожит, не в силах склониться в сторону той или другой чаши, и
легкая, невесомая пушинка решает, какой чаше опуститься, а какой взлететь вверх.
Промедли союзники несколько лишних мгновений – и враг, численно превосходящий атакующих во много раз, успел бы, опомнившись, встретить
атаку градом камней и слитным ударом воющей толпы, способной, не считаясь с потерями, задавить любой отряд просто своей численностью. Но
молниеносная атака разом опрокинула фланг, и вооруженная, не знающая строя, но грозная толпа врагов в одно мгновение потеряла монолитность
и боевой порыв. Под удар копий с наконечниками из твердой кованой меди, насквозь пробивающими легкие щиты незваных пришлецов, попали лишь
немногие не поддавшиеся общей панике – остальные, не слушая криков вождей, уже бежали прочь с горы, несомненно, проклятой демонами болота,
уже почти взятой штурмом, но оказавшейся неприступной.
И тот из защитников Полуденной – одиннадцати уцелевших воинов, четырех подростков и семи женщин, – кто только что терял последнюю надежду
удержать гребень и готовился к постыдному бегству, теперь оскорбился бы напоминанием об охватившей его минуту назад слабости. Никто не
скомандовал ударить на врага сверху вниз, и не нужна была никакая команда, чтобы сердце каждого возжелало того, ради чего затеваются
битвы, – острейшего наслаждения убивать и убивать бегущих врагов. |