|
Ничего другого не оставалось, как продолжать путь вдоль реки, надеясь, что если не повезло вчера, то непременно повезет сегодня. Трусливую мысль о том, что может не повезти ни сегодня, ни завтра, ни вообще никогда, Витюня выгнал вон, и она больше не наведывалась. Обязательно будет мост! Или ЛЭП. Или, на худой конец, тракторный брод. Дважды он поднимался на возвышенности, чтобы осмотреться и принять решение, но ничего нового в окрестностях не увидел и никакого решения не принял. Показалось только, что вдалеке кудрявится над лесом легкий дымок, но в самом ли деле удалось его разглядеть или он только померещился – вопрос. Ну что ж, это почти по пути, и, спустившись по реке ниже, можно будет сходить посмотреть, кто там жжет костер… Возле самого уха неожиданно свистнуло, и в свилеватую, крученную ветром сосну в пяти шагах впереди с тупым звуком воткнулась густо оперенная стрела. Удивиться Витюня не успел – последовал шлепок, похожий на легкий подзатыльник, и сбитая с головы ушанка, прободенная точно такой же стрелой, запрыгала вниз по склону. В редком сосняке на вершине каменистого холма появились фигуры, и каждая из них напоминала того вчерашнего… которого пришлось поучить да отпустить восвояси. Как видно, зря. Блин… Витюня насупился. Теперь он вовсе не был убежден, что встретился с ролевиками, собратьями Шурки Подойникова, такими же ненормальными, как он. Однако приближающиеся небыстрым бегом до головной боли невразумительные фигуры, числом около десятка, были все как один одеты в лохматые шкуры, в руках имели небольшие круглые щиты и копья с широкими лезвиями, вряд ли чистыми, зато определенно очень острыми. – Ламеры, – осуждающе сказал Витюня, вспомнив излюбленное словцо Шурки. – Порежетесь. Никто не обратил внимания на его слова. Набегающие неизвестные, словно по команде исторгнув из десяти глоток собачий вой, выставили перед собой копья, а двое – луки. И один из них, не прерывая бега, как раз готовился пустить стрелу! – Да вы, мужики, чо… – раздраженным сиплым басом начал Витюня – и не закончил. Тявкнула тетива, левый бок рвануло болью, и этого хватило, чтобы оборвать тоненькую ниточку, на которой еще кое-как держались остатки Витюниного спокойствия. Первая заповедь: если ты гораздо сильнее среднего человека, не выходи из себя без серьезнейшей причины. Вторая заповедь: даже выйдя из себя, соизмеряй силы, во-первых, потому, что убить человека очень нетрудно, а во-вторых, потому, что не из-за всякого шизанутого стоит отсиживать срок – часто вполне достаточно поучить невежу без членовредительства. Злость нужна только в одном случае: при подходе к штанге. Как большинству тяжеловесов, Витюне не приходилось постоянно держать в уме эти заповеди – они выполнялись как-то сами собой. Лишь однажды он осерчал настолько, что разогнал шайку пьяно-наглых приставал, а двоих, не успевших утечь, легонько постукал друг о друга головами, совершенно остыв во время этого занятия и даже устыдившись. Разве можно ломить всей силой против хлюпиков? Это же нечестно! Но сейчас, когда из телогрейки торчала толстая оперенная стрела и терзала занозой бок, а неведомые дикари, выкрикивая на незнакомом языке что-то несомненно оскорбительное и потрясая копьями, брали его в полукольцо с явным намерением причинить еще больше боли, Витюня позабыл все свои заповеди. Должно быть, поначалу враги сочли его медлительным – ох, зря… Гнев поднялся волной и захлестнул. |
