Изменить размер шрифта - +

 

Староста. Будет баловаться-то, барин, ну вас к богу…

 

 

Входит смотритель.

 

Катерина Матвеевна. Позвольте попросить лошадей для нас. Мы имеем полное право и одинаковое с каждой чиновной особой. Вот мой вид, – как это называется… Уж нынче прошло то время, когда уважаем только генералов, а презираем ученое сословие, студентов.

 

Смотритель. Третий час, нет ни одной лошади, – извольте книгу посмотреть, а для нас все равны. И я нынешний век так же понимаю, как и всякий.

 

Петруша(к Катерине Матвеевне). Нет, позвольте мне… иг!.. я убежу… я умею… (К смотрителю.) Вы посудите… иг… когда ж мы в Петербург приедем?… иг!.. коли на каждой станции… иг!.. Ведь нам очень нужно… иг!.. очень, вы дайте… вы сочтите, сколько станет!

 

Твердынский(старосте). Автомедону, иначе извозчику, велите принести чемоданчик и белый хлеб. Вы сочтите, сколько… бутылочка там есть… а лошадей позвольте.

 

Катерина Матвеевна. Позвольте, я вам докажу. В нынешнем веке, кажется, можно бы понимать, что женщина имеет те же права.

 

Смотритель. Да вот не угодно ли вам книгу?

 

Петруша(Катерине Матвеевне). Не мешай… иг!.. Я ему докажу… иг!.. Ведь мы в ко… иг!.. муну…

 

Смотритель. Да куда угодно, для меня это совершенно все равно…

 

Твердынский(берет книгу). В сей книжице изображено, якобы поручик Степанов был огорчен задержкою, так как он поспешал по делу.

 

Катерина Матвеевна. Я буду жаловаться.

 

Смотритель. Да извольте, сударыня. Нет лошадей, вот и все.

 

Катерина Матвеевна. Какое еще, однако, непонимание обязанностей и негуманность.

 

Твердынский. Позвольте, я изображу в сей книжице всю горесть нашего душевного состояния и изложу человекоубийственность нравов смотрителей почтовых станций.

 

Петруша. Нет, дайте я… и у меня мысль пришла… иг!..

 

Смотритель(отнимает книгу). Что вы, господа, в самом деле, пересмеиваете-то! Не хуже вас. Писать, так пишите, только надо в своем виде быть.

 

Твердынский. Итак, Катерина Матвеевна, презренная преграда затормозила наше течение к светилу прогресса. Гражданин сей в гневе, оставим его.

 

Петруша. Иг… иг… иг!..

 

 

Твердынский над ним смеется.

 

Твердынский. Я говорил, что вы много отведали целительной венгерской влаги.

 

Петруша. Что-с?… иг!.. нет ничего смешного… иг!.. Напротив… Я вам не позволю смеяться… иг!..

 

Твердынский. Что за мальчишество обижаться всем.

 

Петруша. Вы сами мальчишка… иг!.. Я свободный… иг!.. человек, иг!.. Я сам сказал… Я… иг!.. еду в коммуну…

 

Твердынский. Спите, Прибышев-младший, это будет лучше.

 

Петруша. Я выразил убеждение, что вы мальчишка… иг!.. а не я. Вы не признаете… иг!.. свободы личности, иг!.. вот вам… Я глупо сделал только, что выпил это вино… иг!.. и от него мне дурно… иг!.. а то бы я вам высказал… иг!.. иг!.. такие убеждения, что вы бы удивились очень… иг!.. Я спать хочу. (Садится и засыпает.) (Сквозь сон.) Преграда… иг!.. инди… ви… ду… иг!.. иг!..

 

Твердынский. Ну что ж, подождем. Можно и чаепитие совершить. А то скучно. Вон кто-то пил. Поселянин, староста, господин староста, нельзя ли получить инструмент, в просторечии самоваром называемый?

 

Катерина Матвеевна(садится к столу, закуривает папироску и откидывает волоса).

Быстрый переход