|
У отца была крошка на бороде, и неприятно насмешливо блестели глаза. "Знаешь что? -- сказал он, и крошка спрыгнула.-- Знаешь что? Давай во что-нибудь сыграем. Хочешь, например, я тебя научу в шахматы?" Он увидел, как сын медленно покраснел, и, пожалев его, поспешно добавил: "Или в кабалу,-- там есть карты в столике". "А шахмат у нас нет",-- хрипло сказал Лужин и опять осторожно взглянул на отца, "Хорошие остались в Петербурге,-- спокойно сказал отец,-- но, кажется, есть старые на чердаке. Пойдем, посмотрим". Действительно,-- при свете лампы, которую высоко держал отец, Лужин нашел в ящике, среди всякого хлама, доску и при этом опять почувствовал, что все это уже было раз,-- открытый ящик с торчащим сбоку гвоздем, пылью опушенные книги, деревянная доска с трещиной посредине. Нашлась и коробочка с выдвижной крышкой; в ней были щуплые шахматные фигуры. И все время, пока он искал, а потом нес шахматы вниз, на веранду, Лужин старался понять, случайно ли отец заговорил о шахматах, или подсмотрел что-нибудь,-- и самое простое объяснение не приходило ему в голову, как иногда, при решении задач, ключом к ней оказывается ход, который представляется запретным, невозможным, естественным образом выпадающим из ряда возможных ходов. И теперь, когда на освещенном столе, между лампой и Простоквашей, была положена доска, и отец стал ее вытирать газетой, лицо у него было уже не насмешливое, и Лужин, забыв страх, забыв тайну, вдруг наполнился горделивым волнением при мысли о том, что он может, если пожелает, показать свое искусство. Отец начал расставлять фигуры. Одну из пешек заменяла нелепая фиолетовая штучка вроде бутылочки; вместо одной ладьи была шашка; кони были без голов, и та конская голова, которая осталась после опорожнения коробки (вместе с маленькой игральной костью и красной фишкой), оказалась неподходящей ни к одному из них. Когда все было расставлено, Лужин вдруг решился и пробормотал: "Я уже немножко умею". "Кто же тебя научил?"-- не поднимая головы, спросил отец. "В школе,-- ответил Лужин.-- Там некоторые играли". "А! великолепно,-- сказал отец.-- Начнем, пожалуй..." Он играл в шахматы с юношеских лет, но редко и безалаберно, со случайными игроками,-- на волжском пароходе в погожий вечер, в иностранной санатории, где некогда умирал брат; на даче с сельским доктором, нелюдимым человеком, который периодически переставал к ним заглядывать,-- и все эти случайные партии, полные зевков и бесплодных раздумий, были для него небрежным отдохновением или просто способом пристойно молчать в обществе человека, с которым беседа не клеится,-- короткие, незамысловатые партии, не отмеченные ни самолюбием, ни вдохновением, и которые он всегда одинаково начинал, мало обращая внимания на ходы противника. |
