Изменить размер шрифта - +

С имитацией сражения было покончено. Теперь обвинение и защита использовали боевые патроны.

Но Джонни присутствовал на поле битвы только физически. Его мысли блуждали далеко. За что тут сражаться? За глупое выражение на лице Кэлвина Уотерса?

Он стал ощущать время и место, только оказавшись наверху, в спальне Фанни Эдамс, с одиннадцатью коллегами по жюри. Женщины оживленно переговаривались, сидя на просторной кровати; мужчины ходили взад-вперед, что-то бормоча. Дверь была заперта, но сквозь старые панели доносились звуки тяжелого дыхания Берни Хэкетта. Маленькую душную комнату наполняли аромат духов Пру Пламмер и сладковатые запахи из амбара.

Джонни молча страдал в углу.

Бомба в итоге не разорвалась. Они могли с таким же успехом выслушать глубокомысленный фрагмент из «Капитала» Маркса на немецком языке. «Я хочу видеть их лица», — с мрачным удовольствием говорил судья. Ну, он их увидел. Даже Луис Шинн мог быть одурачен. Какая правда нам нужна, чтобы мы в нее поверили?

Выходит, они попались на удочку доброго старого слова «правда». Мир был переполнен сентиментальной чушью о том, как правда сияет во тьме, как она проста, непоколебима и открыта всем людям. Но кто сказал: «То, что я говорю вам трижды, и есть правда»? Кажется, Льюис Кэрролл. Гитлер, кремлевская шайка и Маккарти хорошо это усвоили. Хорошие парни внушали себе, что пользуются мерилом из самого твердого материала, хотя чертова штука в руках плохих парней рассыпалась на кусочки…

— Кто-нибудь хочет задать вопросы? — говорил Хьюб Хемас.

— Какие еще вопросы? — пискнула Эмили Берри. — Спрашивать не о чем, Хьюб. Мы все знаем, что он это сделал.

— Все равно, Эм, мы должны действовать по правилам, — сказал Хемас.

— Давайте проголосуем и покончим с этой мерзостью, — предложил старый Мертон Избел.

Джонни почувствовал, что готовится произнести речь. Он стал бешено сопротивляться, но она вырывалась у него изо рта, словно демон.

— Подождите! Может ли кто-нибудь из вас посмотреть мне в глаза и сказать, что не испытывает ни тени сомнения по поводу виновности Ковальчика?

Они смогли это сделать. Джонни оказался окруженным глазами.

— Как вы можете быть уверены? — услышал он собственный голос. — Ведь никто не видел его во время преступления. На нем не нашли следов крови. На кочерге не было отпечатков пальцев.

— А деньги, мистер Шинн? — возразила Матильда Скотт. — Он украл деньги тетушки Фанни. А тот, кто украл деньги…

Какой в этом смысл? Голос разума был слышен здесь, как звук падения булавки в тире.

— Он потерял голову, — проворчал Орвилл Пэнгмен. — Возможно, она поймала его, когда он запустил руку в банку из-под корицы.

— Ее убили в студии, а не на кухне, мистер Пэнгмен!

— Ну, может быть, он погнался за ней. Могло произойти что угодно, мистер Шинн…

— Да, мистер Пэнгмен. Но возможно, он не гнался за ней, а она не поймала его в момент кражи. Возможно, все произошло именно так, как он рассказывает. Приведите мне хоть один факт, свидетельствующий о лживости его показаний. Те два их фрагмента, которые подлежали проверке — о краже денег и колке дров, — оказались правдивыми! Вы должны помнить, что говорит закон о бремени доказательств, лежащем на обвинении. Предъявите мне хоть одно доказательство, что Джозеф Ковальчик убил тетушку Фанни Эдамс!

Джонни не собирался заходить так далеко. Это было глупо и бессмысленно. Черт возьми, ведь это не настоящий суд! Ковальчик получит по заслугам в другое время и в другом месте. Какое имеет значение, что думают здешние деревенщины?

Тем не менее внезапно Джонни показалось очень важным, чтобы эти люди взглянули на случившееся без предубеждений.

Быстрый переход