Посмотрите на пристройку к амбару.
На полу пристройки был изображен штабель дров. Очертания поленьев были едва намечены, но вполне узнаваемы.
— Только для проверки вашего заявления, мистер Казавант, что Фанни Эдамс всегда в точности изображала то, что видела, — сказал Джонни, — попробуйте посчитать поленья на картине.
Казавант достал лупу и поднес ее к изображению пристройки на «Июльской кукурузе».
— Одно, два, три, четыре… — Он продолжал считать, пока не дошел до двадцати четырех.
— Двадцать четыре, — медленно произнес Джонни. — А что говорил Ковальчик? Что он расколол шесть поленьев на четыре части и сложил их штабелем в пристройке. Что скажете теперь, мистер Эдамс? Что Джо Ковальчик говорил правду?
— Будь я проклят!.. — пробормотал Эдамс.
— Вы это сделали! — воскликнул Энди Уэбстер. — Похоже, армия тренирует не только силу, но и сообразительность. Давайте вернемся в зал суда.
— Может быть, свет сомнения способен проникнуть даже в эти беспросветно мрачные умы, — подхватил Пиг.
— Только к чему все это ведет? — нахмурился Джонни. — Казалось бы, это должно дать нам многое. Но я не могу ни за что ухватиться.
— Сейчас это не важно, — отозвался судья Шинн. — Я хочу видеть их лица, когда они об этом узнают.
Они поспешили в дом Фанни Эдамс.
Им пришлось ждать, прежде чем преподнести свой сюрприз. Сначала Эдамс покончил с «обвинением». Потом Эндрю Уэбстер приступил к «защите». Первым свидетелем он вызвал Джозефа Ковальчика, и началась длительная борьба с односложным английским языком подсудимого. Покуда Феррис Эдамс проводил перекрестный допрос, время от времени вступая в перепалку с Уэбстером, Джонни ощущал растущее в комнате напряжение и слышал поскрипывание складных стульев. Все знали, что что-то должно произойти, и нервничали. «Продолжай увертываться, — злорадно думал Джонни, гоняясь за ускользавшей от него мыслью. — Я все равно загоню тебя в угол, и ты будешь извиваться, как червяк на крючке!»
Он не обращал особого внимания на происходящее, покуда Энди Уэбстер не вызвал Роджера Казаванта как свидетеля защиты.
Джонни восхищался тем, как ветеран юриспруденции обходится с Казавантом и «Июльской кукурузой». Он тянул лесу с перерывами, временами давая рыбе отдых, но не позволяя ей сорваться, пока не дошел до кульминационного пункта.
— Не сосчитаете ли вы поленья в штабеле на вещественном доказательстве «Е» — картине «Июльская кукуруза», — мистер Казавант?
Эксперт протер очки, склонился над картиной и начал считать вслух, дойдя до двадцати четырех.
— Мистер Казавант, вы только что слышали, как обвиняемый, подтверждая свои первоначальные показания, заявил, что он, по просьбе миссис Эдамс, расколол шесть поленьев на четыре части и сложил их штабелем в пристройке. Сколько четвертинок должно было получиться в результате?
— Двадцать четыре.
— А какое количество дров вы насчитали на картине миссис Эдамс, над которой она работала в момент гибели?
— Двадцать четыре.
— Иными словами, жители Шинн-Корнерс, — воскликнул старый Энди, поворачиваясь к присяжным, словно никогда не слышал о правилах допроса свидетелей, — подсудимый Джозеф Ковальчик вовсе не преступный лжец, каким представлял его обвинитель. Этот человек говорил правду. Он сказал чистую правду о деньгах и о дровах!
Феррис Эдамс больше не мог сдерживаться и вскочил с криком:
— Ваша честь, защитник делает выводы!
— Пожалуйста, мистер Уэбстер, приберегите ваши выводы для заключительной речи. |