Ванышиха прибежала. Ла-ается! А рыбачий надзор сети выбирает. Р-рыбы-ы!
Ры-ы-ыбы-ы! Щуки -- во! С полено! Полную лодку нагрузили рыбы -- и ж-жик
мотор! -- уехал рыбнадзор, только его и видели! А еще сказал рыбнадзор, что
штраф Ванышихе будет, может, пятьдесят, а может, тыща рублей...
Ванышевы действительно весною браконьерили в горловине, и рыбнадзор
действительно по реке проезжал -- слышал я об этом, и Медвидеву-свекру
сказал:
-- Попались Ванышевы-то? Достукались?
-- Че-ево-о? Это тебе Володька наплел?! Ну-у, вруша, н-ну, вруша!..
Летом же Зинка снарядила ребят на свидание к отцу. Он отбывал срок на
строительстве Камской ГЭС. Вымыла в бане ребят Зинка, чистые рубахи и новые
ботинки надела на Вовку и Тольку, Ларка нарядилась в ситцевое платьице, в
сандалии, в белые носочки, еще бант ей в волосья привязали.
Они по доске переправились через горловину озера, потом по лугу шли. У
Зинки на шее сидел и заливался Толька. Ларка с Вовкой за руки держались. И
шли они по зеленому лугу, словно на праздник. Даже медвидевский гусь не
узнал их и зашипел было, шею вытянул и пошел боем, но Вовка хворостиной
оборонил себя, мать и сестренку.
За лугом они поднимались в гору. Зинка обернулась, помахала нам рукой.
Медвидиха и моя жена плакали: Медвидев-свекор тоже заширкал носом:
-- Учил ли я его? Аль в школе учили пить, фулюганничать, на милицию
бросаться? Учили ль?
Тягостен был рассказ Зинки о свидании с мужем. Исхудал Медвидев-старший
на подневольной работе, смиренным сделался. Постряпушки, какие ему принесли,
почти до единой ребятишкам скормил, все уверял:
-- Ничего, ничего, хлопцы, скоро моя командировочка копится. Я денег
подзаработаю, и поедем мы жить на Кавказ либо в Молдавию. Там тепло и фрукты
дешевые. Яблоки -- рупь ведро, а что сливы и виноград -- так совсем задарма.
Ух, и заживем мы...
Ларка, девка шустрая, первый класс кончила, читать умеет. Пока гуляла
она по зоне, все приказы и правила поведения на будке и в бараках прочла. И
как уходить стали, она упала перед постовым на колени, обхватила его за
ноги, целует в сапоги:
-- Отпустите папку, дяденька, отпустите! Он не в командировочке. Я все
бумажки прочитала. Он... он хороший будет. Он... он исправится! Отпустите,
дяденькаПлохо нам жить...
-- Эх, девочка, девочка! -- вздохнул постовой. -- Вывести бы всех этих
папок на волю, и твоего тоже, завалить бы брюхом на бревно и пороть, пороть
принародно!.. Не ходи, девка, замуж за пьяницу, не ходи. -- Постовой пошарил
в кармане, достал кусочки хлеба с колбасой, сунул Ларке: -- Вот покусай на
дорожку. И беги. Не положено мне разговаривать. Мне только плакать можно. И
то молча. -- И постовой, махнув рукой, отвернулся.
Неделю черная ходила Зинка после свидания с мужем, и со свекром не
ругалась, и свекровка не точила ее, сдерживалась, хотя роняла Зинка и била
посуду, била скот, детой, молча била, осатанело. |