Изменить размер шрифта - +
  И на
этой  же  машине  нас  после  выступления  доставят  в  отель.  "Непременно-
непременно!" -- частила дама и увела мою супругу в зал, мне же путь лежал на
сцену.
     Я поклонился залу. Он был  переполнен. В  зале полторы  тысячи мест, но
возле стен стояли и сидели на принесенных стульях.

     Пока шло объявление о встрече, я безотрывно смотрел в тесно заполненный
зал. Бросилось в глаза, что люди  не  просто нарядно, со вкусом, но и богато
одеты. У большинства женщин только что сделанные модные прически, золотишко,
драгоценности мелькают -- несравнимо, допустим,  с вологодской, простенькой,
доверчивой,   много  читающей,  бедновато  живущей   публикой.  Что  же  они
собрались? Чего от меня ждут?

     Я не артист, не певец и даже не гитарист, всего лишь русский прозаик, в
Сибири родившийся, на Урале в писатели крестившийся. Что я могу сделать? Чем
могу  им  помочь? Чем  разрешить  их  давние мучительные ожидания? Ах, какое
чувство смятения и неразрешимой тяжести всегда ложится на сердце. Когда один
предстаешь перед публикой, свято  верящей в  слово и совершенно  убежденной,
что  уж кто-кто,  но  писатель  знает  истину, откроет ее им --  и все сразу
разрешится, все станет понятно: куда идти,  с кем,  где  лежит точный путь к
лучшей, может, даже и праведной жизни...

     А  не  врать, не увиливать,  не  опутывать  доверчивых  людей  паутиной
демагогии! Нельзя, не можно ловчить перед более чем полутора тысячами людей,
уставших  от неправды,  от  бардака, называемого  советской  жизнью.  Храбро
порешился  --  если  не  утешу  людей, так  хотя  бы  неправдой не оскорблю.
Лишенные   веры   в   Бога   и  духовного  общения,  обездоленные  люди,  не
сговариваясь, сделали  из советского писателя духовника-проповедника и ждут,
и требуют от него точных ответов и указаний: как жить? В какой стороне света
счастье -- укажи?  Раз  уж  ты согласился на  эту работу, принял на себя эту
роль -- соответствуй!

     Встреча  длилась три  часа. Для начала, помнится, я рассказал  о судьбе
бабушки командира 17-й артдивизии, в которой довелось мне воевать.

     Восемнадцатилетней  девушкой  Людмила Михайловна  Александрова вместе с
такими  же,  как  она,  неустрашимыми  русскими  народниками  участвовала  в
покушении на  харьковского губернатора,  была приговорена к смертной  казни,
которую  в последний момент заменили  Шлиссельбургской  крепостью, где она в
одной  камере с Верой  Фигнер пробыла тринадцать лет  и потом  через  Одессу
выслана была на Сахалин. Следом за  ней на Сахалин приехал ее муж и привез с
собой  полуторагодовалого  внука, будущего командира дивизии,  в  которой  я
повоевал рядовым бойцом.

     Через  какое-то время ссыльной Александровой разрешено  было с  мужем и
внуком переехать на материк, поселиться  во Владивостоке  и работать врачом,
где она  была убита в 1905 году  выстрелом в затылок  во  время демонстрации
протеста против жестокостей царского самодержавия.
Быстрый переход