Они
принудили крепко раскошелиться перетрусившего хозяина дорогой машины, дружно
собрали с травы все деньги в фуражку старика и опрокинули ее на коротко
стриженную, седую голову бедного человека, похлопали его по спине, по плечу,
неохотно расступаясь, выпустили из плена богатую машину, крича что-то во
след и грозя пальцем. -- Я присмотрелся и обнаружил, что не все там пальцы,
там были и стволы пистолетов -- здесь не забалуешься!
Улыбающийся и в то же время рыдающий старик выгребал деньги из картуза,
прятал их в специально для этого сшитую брезентовую сумочку и, утирая слезы,
объяснял нам, что больше всего на свете он не любит скандалы, однако
находятся ж люди, которые ради несчастных копеек готовы на любую пакость.
Наши ребята успокаивали старика, тоже хлопали его по плечу и по спине,
толковали что-то миротворное, сыпали в горсть деньги. А старик все утирал
слезы и твердил:
-- Грацио, сеньоры, грацио!
Я смотрел, слушал и думал: "Вот бы и у нас так -- за бедных богатые
заступались, так сколько бы российского свинства вывелось..."
Случилось это уж лет десять назад, в Колумбии, в Боготе, и не знаю, как
там, за океаном, а у нас за это время бедные сделались еще беднее, богатые
же еще свинее.
Эх, судьба-судьбина...
В таком обширном государстве, как Россия, чего только не навидаешься, с
какими судьбами не повстречаешься, тем паче, если их, судьбы, все время, как
игральные карты, тасуют, путают, перемешивают. Но и в этой мешанине, во
вселенской путанице, в беспомощном обмолоте человеческой жизни выпадают
людям такие судьбы, что невольно ахнешь, остановишься перед нею, покачаешь
головой: "Эх, судьба ты, судьба, кобыла крива, куда завтра увезет -- не
знаешь!"
Эту фразу я услышал па Урале, от поселкового пасечника, сказанную по
поводу доли соседа своего, российского парня Степана Павлова, которому
оторвало обе руки взрывчаткой на шахте, но девушка, с которой он гулял, тем
не менее пришла за ним в больницу, сделалась его
женой, родила ему сына, а сам он, хоть и безрукий, обучился вести
хозяйство: косил сено, пилил дрова, изладил деревянный самолетик -- флюгер
на крышу и, самое главное, сделался охотником-промысловиком. Люди,
работающие в тайге, на промысле пушнины, знают, что в тайге и с двумя руками
управляться одному ой как несладко, порой надсадно и страшно, но сей факт
или исключительный случай -- был на самом деле. Я писал о семье Павловых
очерк, затем рассказ "Руки жены", и даже пьесу соорудил под названием
"Черемуха", которая шла на многих российских сценах и даже в столице, в
театре имени Ермоловой.
Стороной, отголоском, далекой зарницей доносило до меня, что парень у
Павловых уже вырос, сходил в армию, что Надя и Степан уже дважды дедушка и
бабушка. Словом, люди устояли, не дали судьбе замотать себя -- Господь за
чьи-то грехи наслал им испытание, и они его выдержали, не посрамили имя
Господне, ни Его завета, ни своего человеческого образа. |