Изменить размер шрифта - +
  Они
принудили крепко раскошелиться перетрусившего хозяина дорогой машины, дружно
собрали с  травы  все деньги в фуражку старика  и  опрокинули  ее на коротко
стриженную, седую голову бедного человека, похлопали его по спине, по плечу,
неохотно  расступаясь,  выпустили из  плена богатую машину, крича что-то  во
след и грозя пальцем. -- Я присмотрелся  и обнаружил, что не все там пальцы,
там были и стволы пистолетов -- здесь не забалуешься!

     Улыбающийся и в то же время рыдающий старик выгребал деньги из картуза,
прятал их в специально для этого сшитую брезентовую сумочку и, утирая слезы,
объяснял  нам,  что больше  всего  на  свете  он не  любит скандалы,  однако
находятся  ж люди, которые ради  несчастных  копеек готовы на любую пакость.
Наши ребята  успокаивали старика,  тоже хлопали его  по  плечу  и  по спине,
толковали  что-то  миротворное, сыпали в  горсть деньги. А старик все утирал
слезы и твердил:

     -- Грацио, сеньоры, грацио!

     Я смотрел, слушал и думал: "Вот бы  и  у нас так  -- за  бедных богатые
заступались, так сколько бы российского свинства вывелось..."

     Случилось это уж лет десять назад, в Колумбии, в Боготе, и не знаю, как
там, за океаном, а  у нас за это время бедные  сделались еще беднее, богатые
же еще свинее.
     Эх, судьба-судьбина...

     В таком обширном государстве, как Россия, чего только не навидаешься, с
какими судьбами не повстречаешься, тем паче, если их, судьбы, все время, как
игральные карты,  тасуют,  путают,  перемешивают. Но и в  этой  мешанине, во
вселенской  путанице,  в  беспомощном  обмолоте человеческой жизни  выпадают
людям такие судьбы, что  невольно  ахнешь, остановишься перед нею, покачаешь
головой:  "Эх,  судьба ты, судьба,  кобыла  крива,  куда завтра увезет -- не
знаешь!"

     Эту фразу я услышал  па  Урале, от  поселкового пасечника, сказанную по
поводу  доли  соседа  своего,  российского парня  Степана  Павлова, которому
оторвало обе руки взрывчаткой на шахте, но девушка, с которой он гулял,  тем
не менее пришла за ним в больницу, сделалась его
     женой, родила  ему  сына, а сам  он, хоть  и безрукий,  обучился  вести
хозяйство:  косил  сено, пилил дрова, изладил деревянный самолетик -- флюгер
на   крышу  и,  самое   главное,  сделался  охотником-промысловиком.   Люди,
работающие в тайге, на промысле пушнины, знают, что в тайге и с двумя руками
управляться  одному ой как несладко, порой  надсадно и страшно, но сей  факт
или исключительный случай --  был на  самом деле.  Я писал  о семье Павловых
очерк,  затем  рассказ  "Руки  жены",  и  даже пьесу соорудил  под названием
"Черемуха", которая  шла  на многих российских  сценах и даже  в столице,  в
театре имени Ермоловой.

     Стороной,  отголоском, далекой  зарницей доносило до меня, что парень у
Павловых уже вырос, сходил в  армию, что Надя  и Степан уже дважды дедушка и
бабушка.  Словом,  люди устояли, не дали судьбе  замотать себя -- Господь за
чьи-то грехи наслал  им  испытание, и  они его выдержали, не  посрамили  имя
Господне, ни Его завета, ни своего человеческого образа.
Быстрый переход