Изменить размер шрифта - +


     Не  стало  болезного  дитяти,  и  потерялся  смысл  материнской  жизни.
Заезжавшие  свердловчане сказывали, что, обустроив могилку Жени, прибрав его
творческое  наследство,  совсем уединилась  Матрена Ивановна,  стала  крепко
попивать,  когда и как отправилась на покой, легла рядом с сыном -- мало кто
знает.

     Все по-нашему, по-российски...

     Когда  мы с одним  поэтом  собирали  "Антологию  одного  стихотворения"
российских поэтов, то выбрали из книжки Евгения Фейерабенда --  "Муравья" --
на мой взгляд, это стихотворение нужно уже  не только поэтам, от нас ушедшим
в бесконечность, но и всем русским людям оно нужно.

МУРАВЕЙ

     Уже он чуял --
     Пахнет житом,
     Но, миной скошен наповал,
     Солдат считал себя убитым
     И даже глаз не открывал.


     И, оглушенный,
     Он не слышал,
     Как пушки били за рекой
     И как в норе копались мыши
     Под окровавленной щекой.

     Как ездовые драли глотки...
     Но вот разведчик-муравей
     На лоб солдату слез с пилотки
     И заблудился меж бровей.

     Он там в испуге заметался
     И, энергичен, полон сил,
     Защекотал и затоптался.
     И вдруг --
     Солдата воскресил.

     И тяжело открылись веки,
     И смутно глянули зрачки,
     И свет забрезжил в человеке,
     Поплыл поверх его тоски.
     Вздохнул он глубоко и тяжко,
     И небо хлынуло в глаза.
     И понесла к земле мурашку
     Большая круглая слеза.

     г. Свердловск
     Орден смерти

     Письмо фронтовика


     Пришло письмо  от  ветерана Отечественной  войны  -- туляка,  в  письме
лежала невзрачная алюминиевая пластинка овальной  формы.  На пластинке можно
прочесть  клеймение: 2Fahv  Ers. Aut. 2.459. В самом низу овала выбита буква
А. С волнением прочел я  сопроводительное письмо фронтовика: "23 апреля 1944
года, после госпиталя я пробирался в свою воинскую часть, от станции Великие
Луки до Ново- Сокольников.

     Часть пути мы ехали поездом с паровозной тягой. Повсюду, куда ни кинешь
взор, страшные следы войны.

     И полное безлюдье...

     Наш  воинский эшелон, состоящий из товарных,  полуразбитых вагонов, так
называемый   "пятьсот   веселый",   двигался   еле-еле.  Едва   дотянув   до
Плескачевской  будки,  наш тихоходный состав, испустив  дух, устало загремел
буферами: кончились дрова.

     Последовала команда: "Всем в лес, на заготовку дров для паровоза!.
Быстрый переход