."
Пассажиры, вооружившись пилами, топорами -- народ в основном военный,
высыпал из теплушек и направился в густой смешанный лес. Мы -- небольшая
группа офицеров-попутчиков, на всякий случай соблюдая осторожность -- война
была рядом, решили в своей полосе тщательно осмотреть близлежащую местность,
так как ранее слышали о "бродячих" фрицах, которые разбежались при
отступлении.
В лесу все дышало покоем, пробовали голоса первые весенние птички,
где-то далеко барабанил дятел, сильно пахло хвоей и прелыми листьями. Воздух
был и чист, и свеж.
Весна, невзирая на войну, вступала в свои права.
Соблюдая осмотрительность, мы все дальше уходили в лес. Неожиданно
шедший впереди громко крикнул: "Ребята! Смотрите: мертвые немцы!" -- И
верно, недалеко от лесной тропинки, по которой мы шли, в яме, похожей на
воронку от крупной авиабомбы, в самых различных позах, как застала их
смерть, лежали пять немецких солдат, пять замерзших трупов.
Мы подошли ближе к кромке ямы, которая со всех сторон была окружена
высокими, темно-зелеными, разлапистыми, мрачными елями, припорошенными
шапками белого, пышного снега. Снег в яме и на трупах еще не растаял и
прикрывал мертвецов, будто одеялом. Погибшие лежали, как на леднике, и
хорошо сохранились, никем после гибели не тронутые, в полной своей полевой
форме.
Пораженные страшной картиной, мы долго молчали.
Хорошо помню: бросилась мне в глаза одна деталь, поразила мое
воображение -- мертвецы, видимо, тяжело раненные, были очень небрежно,
неумело и, наверное, второпях, наспех перевязаны грязными бинтами. У каждого
солдата виднелась на шее, на тонком шелковом шнурке алюминиевая бирка --
пластинка, о назначении и устройстве которой я узнал позднее. А в тот момент
мне невольно подумалось: на родине погибших, там, в далекой Германии,
никогда не узнают, где встретили свой последний, смертный час солдаты
вермахта -- отцы и сыновья, семьи которых будут долго и безутешно плакать и
ждать. Плакать и ждать погибших не за правое дело в лесных русских дебрях...
Мне запомнился один из убитых -- атлетически сложенный, светловолосый
солдат средних лет с породистыми чертами красивого, крупного мужского лица.
Его широкая грудь, прикрытая внакидку серо-зеленым мундиром с оторванными
погонами и черно-красной муаровой лентой на борту куртки, знаком "За зимовку
в России" -- существовала такая награда в гитлеровской армии -- была
перевязана крест накрест серо-грязными бинтами, которые спереди потемнели от
запекшейся крови.
Мертвец лежал на боку, и алюминиевый жетон на тонком шнурке свешивался
с шеи великана. Я долго смотрел в открытые голубые глаза убитого войной
немца, которые были устремлены в высокое голубое небо, и, тихо сказав, более
себе, чем стоявшим рядом товарищам: "Судите меня, люди, суди меня, Бог", --
вынул из ножен черный армейский нож-финку и. |