|
Впрочем, собеседник нужен всякому здравомыслящему человеку, иначе его задавит одиночество, и если его нет, собеседника, тогда человек склоняется к беседе с самим собой, доходит до бездонных глубин бытия, до отгадывания непостижимых вещей, необъяснимого, как мироздание, бренного и простого с виду человеческого существования, короче говоря, его одолевает вечная дума о смысле жизни. Эта сложнейшая работа человеческой души и разума и есть самопознание, но в силу дремучего непонимания чужой беды, боли, да и сути жизни, вечной неудовлетворенностью ею и самим собою доверительные раздумья, интимные откровения человека встречаются в наше время с недоверием, а то и с высокомерной насмешкой, презрением к "малохольненькому и блаженному". Особенно преуспела в этом наша провинциальная -- не по географическому принципу, -- сама себя заморочившая и оскопившая критика, смело, но безответственно называя сии раздумья "самокопанием". И надобно глядеть на "самокопателя" как на явление антиобщественное, чуждое героической и бурной действительности. При этом забывается, что настоящая поэзия вообще, а могучая, трагическая мировая поэзия была бы немыслима, невозможна без "самокопания", как, вероятно, немыслимо понимание и самой жизненной сути, ибо каждый человек есть отдельный мир, плохой ли, хороший ли, преступный, больной ли, но мир, и процесс самопознания есть процесс постижения смысла жизни "через себя". При этом процесс понимания мира титаном мысли, разрываемым внутренними противоречиями, скажем, Львом Толстым, постижение им архисложных философских глубин, и духовное напряжение неграмотного крестьянина, задающего себе вопрос: "Что есть я и земля?" -- не менее сложен и не менее мучителен. Жизнь, лишенная мысли, стремления "мыслить и страдать" и, страдая, открывать, пусть в зрелом возрасте, вроде бы рядом лежащие, будничные, но наполненные высочайшим смыслом Истины: "ВсЕ и все, кого любим мы, есть наша мука"... -- жизнь пустая, жвачная. В литературе, в искусстве, в музыке, в живописи, особенно в кино, у нас понимают все и всЕ, толкуют обо всем с таким напором и самоуверенностью, что порой уж начинаешь думать, что не дорос, не улавливаешь "нового", отстал, не постиг "вершин", но появляется режиссер и ставит картины и спектакли на уровне нэпмановских "шедевров", выбрасывается на экран восточная, засахаренная до приторности мелодрама, вывешиваются "полотна" живописи, варьирующие все ту же тему "утра", в рамку которого вставляется та или иная "великая" личность, врывается в жизнь лохматая бесовщина, когда не отличаешь ни по голосу, ни по виду, кто баба, кто мужик, издают все, по совместительству вольному сами себя определившие в композиторы, песенники и поэты какой-то таежный ор заблудившегося в непроходимых дебрях человека, а им притопывает, прихлопывает, визжит, топчет друг дружку дикое стадо. |
