|
Землевладельцы, особенно фермеры и городская мелкая буржуазия, отнеслись к этому закону отрицательно.> - вопрос, неизменно серьезно интересовавший все современные умы. И когда они так беседовали, лакеи разносили на подносах легкий завтрак. После нескольких часов, проведенных так приятно, экипажи направлялись вверх по Гров-авеню и отвозили членов Клуба Чудаков в их роскошные особняки. Излишне говорить, что никто, за исключением самого владельца, не мог проникнуть в этот "оксвудсский коттедж", как он его называл, и только кладбищенский сторож, на котором лежала обязанность поддерживать там порядок, имел второй ключ от входных дверей. Без сомнения, если Вильям Дж. Гиппербон мало чем отличался от остальных смертных в своей общественной жизни, его частная жизнь, которая проходила в клубе на Мохаук-стрит или в его мавзолее на Оксвудсском кладбище, свидетельствовала о некоторых его эксцентричностях, которые позволяли причислить его к своего рода чудакам. Для того чтобы его чудачества дошли до последнего предела, не хватало только, чтобы покойный в действительности не умер! Но на этот счет его наследники, кто бы они ни были, могли быть совершенно спокойны: в данном случае не было никакого намека на кажущуюся смерть, то была смерть несомненная, неоспоримая. К тому же в эту эпоху уже пользовались ультраиксовыми лучами профессора Фридриха Эльбинга. Эти лучи обладают такой исключительной силой проникновения, что без труда проходят сквозь человеческое тело и дают различное фотографическое изображение его в зависимости от того, живое или мертвое тело они прошли. Подобный опыт был произведен и над Вильямом Гиппербоном, и полученные снимки не оставили никаких сомнений в умах докторов, заинтересовавшихся этим случаем. Смерть, или полная бездеятельность, от латинского слова: "defunctuosite" - термин, который доктора применили в своем отчете, - была несомненна и не давала им никакого повода укорять себя в чересчур поспешном погребении. Было сорок пять минут шестого, когда погребальная колесница въехала в ворота Оксвудсского кладбища. Мавзолей находился в центральной его части, на берегу маленького озера. Процессия, все в том же изумительном порядке, сопровождаемая теперь еще более шумной и решительной толпой, которую полиции удавалось сдерживать с большим трудом, направилась к озеру, под зеленые своды великолепных деревьев. Колесница остановилась перед оградой мавзолея, украшенной канделябрами с электрическими лампочками, изливавшими яркий свет в наступавшие вечерние сумерки. Всего какая-нибудь сотня присутствующих могла поместиться внутри мавзолея, и в случае если бы программа похорон заключала в себе еще несколько номеров, их пришлось бы исполнить вне стен этого здания. В действительности все так и произошло. Когда колесница остановилась, ряды публики сомкнулись, оставив, однако, небольшое свободное пространство, достаточное для того, чтобы шесть избранников, державших гирлянды, могли проводить гроб до самой могилы. Сначала толпа волновалась и глухо шумела, стремясь все увидеть и услышать, но постепенно этот шум стал затихать. Вскоре толпа замерла в полной неподвижности, и вокруг ограды воцарилась абсолютная тишина. Тогда раздались слова литургии, произносимые досточтимым отцом Бингамом, который провожал покойного к его последнему пристанищу. Присутствующие слушали его внимательно и сосредоточенно, и в эту минуту, единственно только в эту минуту, похороны Вильяма Дж. Гиппербона носили религиозный характер. После слов Бингама, произнесенных задушевным голосом, был исполнен знаменитый похоронный марш Шопена, производящий всегда такое сильное впечатление.. Но возможно, что в данном случае оркестр взял немного более быстрый темп, чем тот, который указывал композитор, и объяснялось это тем, что такой ускоренный темп лучше согласовался с настроением публики и с желанием покойного. |
