В советской философии, а также социологии, обществоведении воцарилась тоталитарная идеологическая система. Приняв как незыблемые догмы положения марксизма, упрощенные до примитивных схем, ученые вольно или невольно заходили в теоретические тупики. Они не стремились преодолевать и развивать идеи прошлого с учетом изменений, происходящих в природе, науке, технике, на производстве. Напротив — упорно, а порой злобно защищали догмы, не отвечавшие реальности.

Если бы еще эти проповедники от идеологии верили в то, что они навязывали и защищали от обновления! Многие из этих деятелей, как потом выяснилось, лгали ради карьеры и привилегий. Например — Д. Волкогонов, А. Яковлев, А. Гайдар… Всех и не перечтешь. М. Горбачев даже признался, что всегда был антисоветчиком. Как-то в США, получая очередную премию за предательство, он поплакался хозяевам с трибуны: а меня, мол, на родине многие называют Иудой. Возможно, намекал, что за это достоин более высоких гонораров.

Предвидел ли Сталин подобное перерождение и вырождение мнимых коммунистов, представителей партийной элиты? Возможно, предвидел. Хотя кто бы мог ожидать такого маразма, такой степени нравственного вырождения, который продемонстрировали «прорабы перестройки» и «реформаторы»!

Ленин в свое время вполне определенно называл «опасность, во много раз превышающую всех Деникиных, Колчаков и Юденичей, сложенных вместе». По его мнению, «самый опасный враг пролетарской диктатуры» — мелкобуржуазная анархическая стихия. И если ее удалось тогда отчасти обуздать под лозунгом «Земля — крестьянам», то позже, в период коллективизации, она проявила себя с огромной силой, едва не ввергнув общество в новую гражданскую войну.

А затем по мере увеличения благосостояния советских людей, стал возрождаться «буржуазный дух», причем поначалу не столько в среде трудящихся, сколько среди служащих и, в частности, партийных функционеров.

Сталин повидал на своем веку немало предателей и перерожденцев. Он боролся с ними порой жесточайшими методами. Но искоренить их было невозможно. Сорняки, как известно, значительно более живучи и легче приспосабливаются к изменчивым условиям, чем культурные растения. Нечто подобное наблюдается и в общественной жизни, среди людей.

В СССР официальные идеологи «работали» на государство. То же попытался сделать Н. Я. Марр — по-видимому, искренне и бескорыстно. При этом оказалось, однако, что он удалился и от логики, и от фактов, и от гуманизма в угоду вульгарно понятой официальной идеологии.

Завет Сталина в его «Вопросах языкознания» — преодолеть это заблуждение во имя истины (не абсолютной, конечно) и, что для вождя было наиболее важно, — ради сохранения социалистического пути развития общества. Этот его завет не был исполнен. Даже при жизни Иосифа Виссарионовича, несмотря на его колоссальный авторитет, партийные идеологи — огромная армия, руководимая многими членами ЦК КПСС, — действовала так, как было ей привычно и выгодно.

Академик П. Л. Капица, будущий лауреат Нобелевской премии по физике, летом 1952 года писал Сталину, в частности, следующее:

«Вы исключительно верно указали на два основных все растущих недостатка нашей организации научной работы — это отсутствие научной дискуссии и аракчеевщина… После вашей статьи о языкознании, аракчеевщина у нас не прекращается, но продолжает проявляться в самых различных формах; я лично самую вредную форму аракчеевщины нахожу тогда, когда, чтобы исключить возможность неудач в творческой научной работе, ее пытаются взять под фельдфебельский контроль… Аракчеевская система организации науки начинает применяться там, где большая научная жизнь уже заглохла, а такая система окончательно губит ее остатки».