Изменить размер шрифта - +
И отделался шуткой: мол, «если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире».

Больше ничего пояснять и уточнять он не стал. Можно предположить методом исключения, что, по его мнению, есть нечто более фундаментальное и менее изменчивое в своей сути, чем базис и надстройки. С другой стороны, разве язык как средство общения и развития людей не производит блага? Косвенно — материальные, непосредственно — духовные.

Если развить эту мысль, то получится, что на равных правах с материальным базисом общества существует и духовный, воплощенный, в частности, в языке. Но в таком случае рушится примитивная «марксистская» схема (конечно — не Марксово учение). Возникают новые вопросы. Можно ли вообще проявления духовной культуры причислять к «надстройке»? Разве религиозные верования меняются с изменением экономического базиса? Или меняются философские учения, научные теории, формы искусства?

Нет, конечно. Меняются государственное устройство, социальная структура общества, политика, господствующая идеология. Изменчива и материальная база, техника. Но есть язык, духовная культура, живущие по своим законам. А еще есть изменчивая природа — еще одна важнейшая категория, оставшаяся вне схемы…

 

 

 

Уклончивый ответ Сталина порождает массу вопросов. И это, конечно же, прекрасно. Самое безнадежное, когда вынесены решения окончательные, не предполагающие дальнейших исследований, не имеющие развития.

Сталину в его практической деятельности, в усилиях по созданию и укреплению нового, невиданного ранее государственного и общественного устройства приходилось не раз пренебрегать догмами марксизма-ленинизма. Жизнь невозможно уложить в прокрустово ложе любой теоретической конструкции.

Но все-таки научный метод предполагает создание гипотез, теорий и — более широко — учений, эмпирических обобщений. Тут без упрощения не обойтись. Не менее важно выработать определенное мировоззрение, чтобы иметь какие-то ориентиры в дебрях идей и фактов.

Может показаться странным, что идеи почтенного академика, избравшего марксизм как основу мировоззрения и попытавшегося с этих позиций осмыслить языкознание (как профессионал!), были решительно отвергнуты именно тем, кого принято было считать четвертым из когорты основоположников этого учения. Не проявилась ли ревность «матерого марксиста» к тому, кто посмел вторгнуться на его идейный плацдарм?

Нет, конечно. Сталин выступил, как бы это ни показалось странным, в защиту профессиональных научных теорий от влияния политики, господствующей идеологии. В то время иные ученые под впечатлением социального переворота были готовы, говоря словами С. Есенина, «задрав штаны, бежать за комсомолом», вносить революционные вихри в науку. Однако бывший пламенный революционер, а ныне государственный деятель, ставший по этой причине консерватором, предложил каждому специалисту заниматься своим делом без оглядки на политическую конъюнктуру.

Вряд ли Марр желал приобрести какие-то выгоды из своего стремления осмыслить языкознание с позиций марксизма. Судя по всему, он искренно поверил в то, что такое победоносное учение, логически выстроенное и подтверждаемое Победой социализма, открывает новые перспективы и в науке.

Вообще-то, Марр шел, можно сказать, по следам классиков языкознания. Например, Вильгельм фон Гумбольдт в мае 1802 года писал Фридриху Шиллеру, что для него «общая энциклопедия языкознания» связана с «философией и народоведением». Но одно дело — связывать с философскими учениями (это происходит вольно или невольно во всех науках при переходе от частных проблем к обобщениям), а совсем другое — подчинять им научную мысль.

 

 

 

В своей работе Сталин вовсе не делал каких-то научных открытий и вряд ли на них претендовал.

Быстрый переход