— Благодарю, джентльмены, я не считаю утро подходящим временем суток для расслабления такого рода… Кстати, похоже, наш арабский друг влетел в большую неприятность.
Хантли резко дунул на огонек зажигалки, услужливо поднесенной Догерти, и прикрыл ладонью косячок с марихуаной.
— Это как-нибудь связано?..
Морвен пожал плечами.
— Кто знает? Во всяком случае, я слышал, как Симпсон утром давал распоряжения Гарри, чтобы перенес в кладовую все личные вещи Абу и этого японца, как его…
— Масаеси? — оживился Хантли. — А его-то за что?
— За Перл-Харбор! — авторитетно заявил Догерти. — Ставлю десять против одного, что Симпсон застукал эту парочку in flagrante derelictu…
— Чего? — недоуменно моргнул Хантли. — Это по-французски, что ли? Морвен, что это он сказал?
— На месте преступления. Не спите на уроках латыни, сэр…
— Определенно, трахались в сортире, — продолжил Догерти. — Чертовы иностранцы!
— Уж не за это ли самое нашего Абу выперли из Хэрроу? — поинтересовался Хантли.
— Держу пари, что за это. Ничего, папа-шейх сунет кому надо пару миллиончиков — и через неделю любимый сыночек продолжит шалости где-нибудь в Дерби.
— Абу хвастал, что у себя в Египте он занимался этим с ослицами, буйволицами, козами и собаками, — поведал Хантли.
Морвен скептически хмыкнул.
— Насчет последнего сомневаюсь. У собак весьма едкая секреция. Совокупляться с сукой — все равно, что совать свое хозяйство в кислоту.
— Вы проверяли на себе, сэр? — ехидно оскалился Догерти.
— Отнюдь, сэр, всего лишь внимательно слушал мудрых наставников.
Морвен поднялся с травы, отряхнул брюки, нарочито громко зевнув, поглядел на часы — неброские, с круглым белым циферблатом, черными стрелками, цифрами и русскими буковками «Павелъ Буре».
— Однако, господа, время… Служба заканчивается, нас могут хватиться.
Хантли вздохнул, передал Догерти косяк, так и оставшийся нераскуренным. Тот аккуратно запрятал сигарету в портсигар, портсигар — в молитвенник, молитвенник — в карман. Пока они вставали с земли и приводили в порядок гардероб, Морвен осторожно заглянул за край живой изгороди, отделявшей баскетбольную площадку от громадных размеров лужайки перед учебным корпусом, и дал отмашку. Короткими перебежками троица добралась до вязовой аллейки, примыкающей к ограде часовни. Там двенадцатилетние джентльмены отдышались, поправили одинаковые галстуки в красно-черную наклонную полоску, застегнули одинаковые пиджачки и в нужный момент чинно влились в темно-серую толпу мальчишек, под водительством преподобного отца Леонарда возвращавшуюся с утренней службы по англиканскому обряду.
Длинный шоколадного цвета «бентли» величественно обогнул парадную лужайку, посреди которой на высоченном флагштоке трепыхался британский флаг, плавно сбросил ход и остановился на размеченной бетонированной площадке перед «Бурсой» — внушительным сооружением тюдоровской эпохи, в конце семнадцатого века завещанным лордом Генри Уорвиком под частную школу для мальчиков из знатных семей. Остановился, с точностью до дюйма вписавшись в прямоугольник, обозначенный «Гости», что не осталось без внимания Джессопа, старого привратника, заступившего на эту должность аж в год коронации матушки Елизаветы, храни ее Боже.
— Догерти, дай срочно жвачку в долг. У меня, кажется, начинаются проблемы.
Догерти нехотя достал из упаковки желтую пластинку, и Нил быстро засунул ее в рот.
— Отдашь две, — проворчал жадина. |