Ей не верилось, что это Нед с такой чувственной медлительностью снимает с нее перчатку. Только не этот опасный, гибкий, похожий повадками на хищника мужчина. Его глаза напряженно вглядывались в нее. Губы были плотно сжаты.

Она не могла пошевелиться. Ее сердце стучало так громко, что он, возможно, слышал его. У нее закружилась голова. Он бросил снятую перчатку на землю, словно знамя из жидкого золота, и поднял ее руку.

— Она все еще выглядит как женская плоть, — задумчиво произнес он и прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.

Она охнула и непроизвольно, отдернула руку, но он ее не отпустил. Вместо этого он раскрыл губы и медленно поцеловал ее в центр ладони чувственным поцелуем.

— Она теплая и имеет текстуру женской кожи, — пробормотал он, не отрывая губ от ее ладони.

По ее телу пробежала дрожь. Он не мог знать, кто она такая. Он принял ее за кого-то другого. Должно быть, это так. Он не стал бы так вольно обращаться с ней. Или желать ее, добавил жестокий внутренний голос.

Ей следует назвать себя сейчас же, пока дело не зашло слишком далеко.

Он осторожно согнул ее руку и, раскрыв губы, прижался к пульсу на запястье, который бился, словно попавшая в силки птица. У нее задрожали колени. Он провел языком по нежной плоти. У нее подкосились ноги.

Он осторожно приподнял ее и заключил в объятия.

— И на вкус вы женщина, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Под золотом. — Низко опустив голову, он прошептал где-то возле ее горла: — А сердце женское у вас все еще имеется? — Он поцеловал ее в основание горла. — Каков будет ответ? — спросил он, проделав поцелуями дорожку вдоль ключицы.

Под золотой маской ее веки, затрепетав, опустились на глаза, губы раскрылись, как будто готовясь выпить возбуждающий напиток, который он ей предлагал. Она запрокинула голову и подставила шею, словно принося дар. Он принял ее подарок, прижавшись губами к горлу под подбородком, проделал горячими влажными поцелуями дорожку от шеи до припудренной золотистой пудрой груди. Его язык пробовал ее на вкус, и это сопровождалось каким-то таинственным первобытным звуком, который зарождался в глубине его горла.

Она не протестовала.

Это было эротично, невообразимо эротично и греховно, и все ее тело содрогнулось в ответ. Он поднял голову, и только тогда она поняла, что обхватила его голову руками, вцепившись в его густые волосы.

Он вдруг поставил ее на землю и, продолжая держать за талию, потянулся, чтобы развязать ленточку, удерживающую маску на месте. Она вовремя поняла его намерение и, схватив за запястье, отвела его руку.

— Нет! — воскликнула она.

Должно быть, он принял ее за одну из женщин легкого поведения, о которых говорила Элинор, — за чью-нибудь брошенную любовницу, которая ищет нового покровителя. И, разумеется, она не дала ему оснований подумать что-нибудь другое.

Он позволил ей отвести свою руку, хотя было видно, что его терпение на исходе.

— Довольно, дорогая моя. Сними эту маску, сбрось защитную оболочку и стань женщиной, которая скрывается под ней.

— Под маской ничего нет, кроме другой маски, — сказала она, зная, что он не поймет.

Он улыбнулся.

— Если это правда, то нет никакой надежды? — сказал он каким-то странным тоном.

Ей показалось, что он вот-вот уйдет от нее.

— Нет.

Она обняла его за шею, и он сразу же крепко прижал ее к себе.

— Не уходи. Не покидай меня.

— Боже милосердный, — хрипло взмолился он.