— Люби меня.

У него напряглась челюсть, напряглись мышцы на плечах и предплечьях. Он снова попытался снять с нее маску, но она снова не дала ему это сделать. Однако на сей раз это объяснялось не тем, что она боялась разоблачить себя, она боялась того, что разоблачение вернет ему его знаменитый самоконтроль.

— Люби меня, — прошептала она.

— Проклятие! — хрипло пробормотал он, вновь хватая ее в объятия.

Она снова обвила руками его шею и, так и не сняв маски, прижалась лицом к его груди.

— Люби меня.

Ей не пришлось повторять это снова. Она почувствовала его ответ в том, как участились удары его сердца, как высоко поднималась и опускалась его широкая грудь. Не говоря ни слова, он стал продвигаться с ней глубже в темноту, туда, где зрение утрачивало силу, зато пробуждались другие чувства.

Через несколько шагов свет фонарей исчез. Безлунное небо не давало света, оно было тоже темное, только другого оттенка. Деревья и кустарники были практически неразличимы в темноте. Вскоре она перестала различать даже черты его лица.

Главную роль теперь играли слух и осязание. Она почувствовала, что они сошли с пешеходной тропы, потому что под ногами перестал хрустеть гравий и шаги стали приглушенными. Она почувствовала густой запах влажной земли. Тонкие холодные веточки и скользкие листья прикасались к ее предплечьям, и он повернулся, чтобы спиною прокладывать путь сквозь подлесок.

Она ощущала игру мускулов на его груди, бархатистое прикосновение его затянутых в перчатки пальцев к ее плечу, исходящий от него жар. Он остановился, и на сей раз, почувствовав, как его рука вновь потянулась, чтобы снять маску, она позволила ему сделать это, но по-прежнему держалась за его шею как за якорь спасения.

Ночной воздух охладил ее разгоряченное лицо, и сразу же после этого она ощутила, как он осторожно прикоснулся к ней пальцами. Он изучал черты ее лица как слепой, проводя кончиками пальцев по глазам, щекам, носу и, наконец, губам. Его пальцы скользнули на затылок, и она почувствовала его теплое дыхание за мгновение до того, как его губы жадно прикоснулись к ее губам.

Золото было отличной маской, но ночь скрывала лицо еще лучше. Золото давало некоторую свободу, но ночная тьма открывала гораздо больше возможностей. Расхрабрившись, она раскрыла губы под его губами, и когда его язык проник в ее рот, она приняла его, с нетерпением ожидая большего. Она выгнула тело и запустила пальцы в шелковистые влажные волосы Неда.

Он спустил вниз вырез ее платья, и холодный воздух, прикоснувшись к ее соскам, превратил их в твердые бусинки. Его губы проделали поцелуями дорожку вниз по горлу и остановились. Она слышала его затрудненное горячее дыхание. По его телу пробежала дрожь, и она притянула к себе его голову, жаждая еще поцелуев, поцелуев более смелых, поцелуев в те места, которые никогда еще не знали прикосновения мужчины, но очень хотели бы узнать это сейчас. Он издал какой-то хриплый звук, означающий капитуляцию и нетерпение, потом раскрыл губы и глубоко втянул в рот ее сосок. Она хотела большего и, охнув от мучительного наслаждения, затаила дыхание.

Этот звук разрушил колдовские чары.

Он поднял голову, и она тяжело вздохнула в знак протеста. Она хотела, а он не давал. Она попыталась опустить его голову вниз, чтобы он снова поцеловал ее, но он воспротивился. Она вгляделась в темноту, но не смогла рассмотреть выражения его лица. Только напряжение было осязаемым, так что сам воздух, казалось, был наэлектризован. Его собственная маска тоже неизвестно куда исчезла.

Она услышала, как он сделал глубокий вдох, и почувствовала, как вздрогнули его плечи, как дрожь распространилась по всему его телу.

— Нет. Нет. Это невозможно.

Ее тело изнывало от желания и отчаяния, как изголодавшийся узник, которого держат в нескольких шагах от пиршества.