Ее тело изнывало от желания и отчаяния, как изголодавшийся узник, которого держат в нескольких шагах от пиршества. Она яростно помотала головой.

— Ты пожалеешь об этом.

— Нет.

— Да. Я… Ты пожалеешь. Я… Прости меня.

Простить его? Он вернулся, этот его мастерски отработанный, безжалостный самоконтроль. Неужели он не понимает, что все ее нервы обнажены и стонут от желания, и что только его поцелуи и его прикосновения могут утолить эту жажду? Но он не хочет ничего предпринять и даже просит простить его.

Ну уж нет. Она не простит его за то, что он разбудил желания, которые раньше только дразнили, а теперь мучительно терзают ее. Должно быть, он не понимает, как это жестоко, потому что не разделяет с ней ее мучений. Если бы разделял, то принял бы меры.

Она всхлипнула.

— Вы не знаете, кто я такая. Почему же вы с такой уверенностью говорите, о чем я буду или не буду сожалеть?

Она понимала, что должна быть благодарна ему за то, что он вовремя привел в действие свой самоконтроль. Но она могла думать лишь о том, что он не захотел ее ни как леди Лидию, ни как женщину на одну ночь.

— Поставьте меня на землю, — сказала она дрожащим голосом. Когда он не сразу отреагировал на ее слова, она уперлась ему в грудь и повторила: — Прошу вас, поставьте меня на землю. — В ее голосе послышались нотки отчаяния, и он сразу же поставил ее на землю. Она опустилась на колени, водрузила на место спущенный лиф платья и стала ощупывать землю возле его ног в поисках своей маски.

— Вы не верите, что я… — начал было он, но она безжалостно прервала его. Она знала все, что он был намерен сказать.

— Нет, я не верю, что вы могли бы так увлечься, что забылись бы, — сказала она.

Ее рука неожиданно наткнулась на холодный металл маски.

Он молчал, а она тем временем поднялась на ноги и огляделась вокруг, отыскивая какой-нибудь свет в темноте, чтобы определить свое местонахождение.

— Я не уверен, что понял то, что вы сказали, — каким-то странным тоном произнес он.

Над вершинами темных деревьев она заметила наконец слабый отблеск света и одновременно услышала доносившиеся издали звуки голосов и музыки.

— Я сказала достаточно ясно, сэр: вы опомнились как раз вовремя, чтобы не замарать свою честь.

— Мою честь? — озадаченно переспросил он.

Она даже отвечать не стала, а двинулась вперед, вытянув перед собой руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь.

— Позвольте мне сопроводить вас, — спокойно сказал он.

Сопроводить ее? Но Элинор или Эмили могут увидеть их и выдать ее! Лучше умереть, чем это.

— Нет. Прошу вас, как джентльмена, позвольте мне сохранить оставшееся у меня достоинство и не пытайтесь узнать мою личность. Вы меня не знаете. — Он не стал возражать. — На том и порешим.

— Я не буду с вами разговаривать, — пообещал он. — Но позвольте мне хотя бы проводить вас до дорожки. После этого я обещаю не беспокоить вас больше своим присутствием.

Она хотела отказаться, сказать, что это не он ей, а скорее она ему докучает. Это ей было мало его внимания и она требовала большего. А он отказался. Лицо ее вспыхнуло от унижения. Но над чувствами возобладал разум и она не отказалась. Она подумала, что будет целых полчаса продираться сквозь кустарник, а когда выйдет на тропу, ее платье, туфли, прическа будут уже далеко не безупречны — все будет свидетельствовать о том, что с ней произошла история, которую нежелательно делать достоянием гласности. Для одного вечера она натерпелась достаточно унижений.

— Ладно.

Она почувствовала его руку на своем локте, но прикосновение было таким безликим и учтивым, что ей захотелось разрыдаться.