Петр иногда встречал ее в подъезде или во дворе, и всегда она смотрела на него так, будто чего-то от него ждала. И потом ему всегда хотелось стереть с себя ощущение липкого, мокрого взгляда.

— Пап, ну пап! — ныл Вовка. — Кто такое грыз?

«Спиногрыз» — догадался Петр. Это словечко было частым в лексиконе Сиделки. Она и свою маленькую дочку звала «спиногрызкой».

— Вот что, Вова, — строго сказал Петр, — никакого «грыза» нет, и слова такого нет. Мама уехала лечиться. А ты, если будешь слушать глупости и повторять глупости, сам вырастешь дурачком.

Вовка обиделся.

— А бабушка Нина говорит, что я очень умный. Она говорит, что у меня есть винтилект, а у тебя нету! Вот!

Петр тяжело вздохнул. У «бабушки Нины», похоже, у самой проблемы с интеллектом. Вот зачем настраивать ребенка против отца?

— Пойдем, умник! — сказал он Вовке. — Следующая остановка наша.

У Лавровых, как всегда по воскресеньям, было полно народу. Здесь была и старшая Машина сестра Инна с мужем и детьми, и подруга Нины Владимировны Серафима с внуком Севой, и еще какие-то гости. Взрослые сидели в столовой за чаем, дети носились по коридорам. Вовка, как только Ольга выпутала его из лишних одежек, кинулся к ним.

— Нина Владимировна дома? — спросил Петр у Ольги.

— К себе ушла, — Ольга смотрела на него с сочувствием. Она была строгая, молчаливая и все понимала. К Петру она относилась с симпатией. Когда он жил у Лавровых, всегда старалась его повкуснее накормить, а когда он простужался, поила чаем с малиной.

Петр направился к комнате Нины Владимировны, и Ольга перекрестила его вслед.

…Разговор с тещей ошеломил Петра. Нина Владимировна и слышать не хотела о ребенке.

Он, конечно, заявился в самый неподходящий момент — теща сидела в кресле и рассматривала фотографии в альбоме. Машины, детские, издалека разглядел Петр. Она подняла больные, заплаканные глаза, и когда увидела, кто перед ней, в них появилась неприязнь, почти ненависть. Петр скрипнул зубами, но отступить уже не смог.

Как только теща поняла, о чем пойдет речь, она резко поднялась из кресла и встала перед Петром, выпрямившись и опасно сверкая мгновенно высохшими глазами. Несмотря на свой высокий рост, он сразу почувствовал себя маленьким и глупым.

— Вот как! — заговорила она напряженным звенящим голосом. — Вот оно как! Ну конечно, кто бы сомневался! А я знала, я так и знала, что вы попытаетесь свалить эту ношу на нас!

— Нет, я не… — начал Петр, но она перебила его:

— Интересно, как вы себе это представляете? На чьи руки вы собираетесь его свалить?

— Ну… у вас все-таки три женщины в доме, — неуверенно начал Петр, ежась под ее ненавидящим взглядом, — ну… дети там… были у всех, вы умеете… Ну… я-то вообще не знаю, как к нему подступиться…

— Три женщины! Надо же, он все подсчитал! Какой практичный! Но я работаю, мне что, работу бросать? Маму скоро придется няньчить саму, а у Ольги полно работы по дому. К тому же Юрий Григорьевич пишет монографию, ему нужны полный покой, тишина, рабочая обстановка. А не писк, крик и бессонные ночи!

— Я не знаю… Может быть, няню нанять? — стыдливо пробормотал Петр.

— И конечно, это должны сделать мы, да? И платить ей деньги… И поселить ее здесь, у нас… Опять чужой человек в доме!..

«Чужой человек в доме» — это было про него.