|
– Там играла музыка? – спросила она. – Да, там всегда по четвергам играет музыка, – ответил Октав. – Напрасно ты, мама, туда не ходишь. Там собираются решительно все – дочери господина Растуаля, госпожа де Кондамен, господин Палок, жена мэра с дочерью… Почему ты там не бываешь? Марта продолжала сидеть, не отрывая глаз от работы; закончив штопку, она проговорила: – Вы хорошо знаете, дети, что я больше люблю сидеть дома… Мне и здесь очень хорошо. И потом надо же, чтобы кто нибудь оставался с Дезире. Октав открыл было рот, но, посмотрев на сестру, ничего не сказал. Он продолжал сидеть, тихонько насвистывая, и устремив глаза на деревья супрефектуры, где перед отходом ко сну шумно возились воробьи; время от времени он поглядывал на грушевые деревья господина Растуаля, за которыми садилось солнце. Серж вынул из кармана книгу и углубился в чтение. Наступила сосредоточенная тишина, полная молчаливой нежности и озаренная золотистым солнечным светом, постепенно слабевшим на террасе. Марта, с любовью поглядывая на троих детей, среди этого вечернего безмолвия продолжала делать равномерные большие стежки. – Что это сегодня обед запаздывает? – спустя минуту произнесла она. – Скоро десять часов, а вашего отца еще нет… Кажется, он отправился в Тюлет. – Ну, тогда это неудивительно!.. – воскликнул Октав. – Тамошние крестьяне не скоро выпустят его, раз он попал им в руки. Уж не пошел ли он туда закупать вино? – Не знаю, – ответила Марта, – ведь он не любит говорить о своих делах. Снова воцарилось молчание. В столовой, окно которой было широко открыто на террасу, старая служанка Роза накрывала на стол, сердито позвякивая посудой и столовым серебром. Она, видимо, была в очень дурном настроении, так как раздраженно двигала стульями и что то бормотала себе под нос. Затем она спустилась вниз и, став у ворот, начала всматриваться в сторону площади Супрефектуры. Постояв там несколько минут, она взошла на крыльцо и крикнула: – Господин Муре, видно, не придет сегодня к обеду? – Придет, Роза, подождите немного, – спокойно ответила Марта. – Да ведь кушанья то все перепреют. Это никуда не годится. Уж если господину Муре угодно выкидывать такие штуки, пусть бы хоть предупредил. Мне то что? Да только обед нельзя будет есть. – Ты думаешь, Роза? – раздался за ее спиной спокойный голос. – А мы все таки съедим твой обед. Это был Муре, который только что вошел. Роза обернулась и в упор посмотрела на него, готовая вспылить; но при виде его лица, на котором сквозь невозмутимое спокойствие чуть проглядывала насмешливость буржуа, она не нашлась, что сказать, и вышла. Муре, сойдя на террасу, потоптался там немного; он ограничился тем, что кончиками пальцев потрепал по щеке Дезире, которая ему улыбнулась. Марта подняла глаза; затем, посмотрев на мужа, стала убирать свою работу в столик. – Вы устали? – спросил Октав, посмотрев на башмаки отца, побелевшие от пыли. – Да, немного, – коротко ответил Муре, умолчав о длинном пути, который он только что проделал пешком. Но вдруг посреди сада он заметил лопату и грабли, по всей вероятности забытые там детьми. – Почему эти вещи не убраны? – крикнул он. – Сколько раз я говорил! Пойдет дождь – и они заржавеют. Раздражение его, однако, сразу же улеглось. Он сошел в сад, сам поднял лопату и грабли и аккуратно повесил их в маленькой теплице. Возвращаясь на террасу, он обшарил глазами уголки аллей, желая убедиться, что все в порядке. – Готовишь уроки? – спросил он, проходя мимо Сержа, который все время сидел, уткнувшись в книгу. – Нет, папа, – ответил мальчик. – Я читаю книгу, которую мне дал аббат Бурет. Это отчет о миссиях в Китае. Муре вдруг остановился перед женой. |
