|
Пекер де Соле рысцой подбежал успокоить собравшихся; это была ложная тревога. – Ветром, действительно, относит искры в сторону супрефектуры, – сказал он, – но они гаснут на лету. Нет никакой опасности, мы справимся с огнем. – А известно ли, – спросила г жа де Кондамен, – известно ли, отчего начался пожар? Бурде утверждал, что он увидел сначала сильный дым, выходивший из кухни. Мафр, наоборот, уверял, что огонь прежде всего появился в одной из комнат второго этажа. Супрефект покачивал головой с той осторожностью, которая подобает официальному лицу, и наконец сказал вполголоса: – Я полагаю, что дело тут не обошлось без злоумышленника. Я уже приказал произвести расследование. И он сообщил, что видел человека, поджигавшего дом виноградной лозой. – Да, я тоже его видела, – перебила Аврелия Растуалъ. – Это был Муре. Все страшно изумились. Это казалось невозможным. Муре, убежавший из сумасшедшего дома и собственными руками поджегший свой дом, – какая потрясающая драма! Аврелию забросали вопросами. Она покраснела под строгим взглядом матери. Неприлично молодой девушке проводить ночи у окна. – Уверяю вас, я отлично узнала Муре, – продолжала она. – Я не спала и встала, увидев яркий свет… Муре плясал среди огня. Супрефект наконец заявил: – Совершенно верно, мадмуазель Аврелия права… Я теперь вспоминаю и узнаю несчастного. Он был так страшен, что я просто растерялся, хотя его лицо показалось мне знакомым… Прошу извинить меня, но это очень важно; мне нужно отдать кое какие распоряжения. Он опять ушел, а собравшиеся принялись обсуждать это ужасное происшествие – хозяин дома, сжегший своих жильцов. Бурде обрушился на сумасшедшие дома; там просто нет никакого надзора. По правде сказать, Бурде боялся, как бы в пламени пожара не погибла префектура, обещанная ему аббатом Фожа. – Сумасшедшие очень злопамятны, – простодушно заметил Кондамен. Эти слова смутили всех. Разговор оборвался. Дамы слегка вздрогнули, мужчины обменялись многозначительными взглядами. Горевший дом сделался еще интереснее после того, как стало известно, кто его поджег. Глаза, устремленные на огонь, щурились от сладостного трепета при мысли о драме, которая должна была там разыграться. – Если этот несчастный Муре там, то это составляет пять человек, – прибавил Кондамен, но дамы заставили его замолчать, называя ужасным человеком. С самого начала пожара супруги Палок смотрели на него из окна своей столовой. Оно приходилось как раз над импровизированной гостиной, устроенной на тротуаре. Жена судьи сошла наконец вниз и любезно пригласила к себе жену и дочь Растуаля, а также остальных членов компании. – Из наших окон отлично видно, уверяю вас, – сказала она. Когда дамы стали отказываться, она прибавила: – Но вы простудитесь, ночь довольно прохладная. Г жа де Кондамен улыбнулась и выставила из под юбки свои маленькие ножки. – Да нет, мне совсем не холодно, – заявила она. – У меня прямо ноги горят. Мне очень хорошо… А вам разве холодно, мадмуазель? – Мне даже слишком жарко, – уверяла Аврелия. – Можно подумать, что сейчас лето. Этот огонь сильно греет. Все заявили, что на улице очень хорошо, и г жа Палок решила остаться и тоже села в кресло. Мафр ушел, заметив в толпе своих сыновей в обществе Гильома Поркье; они прибежали все трое без галстуков из какого то притона возле вала, чтобы посмотреть на пожар. Мировой судья, который был уверен, что его Альфред и Амбруаз сидят под замком в своей комнате, схватил их за уши и потащил домой. – Не пойти ли нам спать? – предложил де Бурде, становившийся все более и более угрюмым. В это время снова появился неутомимый Пекер де Соле, не забывавший о дамах, несмотря на все хлопоты, выпавшие на его долю. |
