|
– Мне очень жаль, – произнес аббат Фожа. – Я вас видел, но мне нельзя было уйти… Тут она будто внезапно проснулась. Она посмотрела на него. Он стоял перед ней в стихаре, среди полусвета угасавшего дня. Последняя из его исповедниц ушла, и опустевшая церковь торжественно погружалась во мрак. – Вы хотели о чем то со мной поговорить? – спросил он. Она сделала над собой усилие, стараясь вспомнить. – Да, – прошептала она, – но я уже забыла… Ах да, вспомнила: это по поводу фасада; госпожа де Кондамен находит его чересчур убогим. Лучше бы поставить две колонны вместо этой голой и незаметной двери. Хорошо было бы еще сделать стрельчатую арку с цветными стеклами. Это было бы действительно красиво… Вы меня поняли, не правда ли? Скрестив руки на своем стихаре, он пристально и властно смотрел на нее, склонив к ней свое строгое лицо; а она продолжала сидеть, не имея сил встать на ноги, и лепетала какие то слова, как будто кто то усыпил ее волю и она не в состоянии была стряхнуть с себя этот странный, необычный сон. – Правда, это будет лишний расход… Можно было бы ограничиться колоннами из мягкого камня с какой нибудь несложной лепкой… Если хотите, можно об этом поговорить с подрядчиком; он скажет нам, во что это обойдется. Только надо бы сначала уплатить ему по последнему счету. Кажется, две тысячи сто с чем то франков. У нас есть свободные деньги. Мне сегодня утром сказала это госпожа Палок… Все это можно устроить, господин аббат. Она опустила голову, словно под тяжестью его взгляда, который чувствовала на себе. Когда она снова подняла голову и встретилась глазами со священником, то сложила руки, словно ребенок, который просит прощения, и зарыдала. Аббат не мешал ей плакать и молча продолжал стоять перед ней. Тогда она упала перед ним на колени и закрыла обеими руками лицо, по которому струились слезы. – Прошу вас, встаньте, – мягко произнес аббат Фожа: – преклонять колени надо только перед богом. Он помог ей подняться и сел рядом с ней. Затем они долгое время тихо беседовали между собой. Ночь совсем уже наступила, и лампады своими золотыми лучами пронизывали глубокий мрак церкви. Только их шопот слегка колыхал воздух перед часовней св. Аврелии. После каждого ответа Марты, слабого и сокрушенного, было слышно, как долго струилась плавная речь священника. Когда они наконец оба поднялись, он, казалось, отказывал ей в какой то милости, о которой она настойчиво просила. Он повел ее к двери, громко говоря: – Нет, уверяю вас, не могу; гораздо лучше будет, если вы обратитесь к аббату Бурету. – Но я так нуждаюсь в ваших советах, – с мольбой шептала Марта. – Мне кажется, что с вами для меня все было бы легко. – Вы ошибаетесь, – уже более резким тоном ответил он. – Напротив, я боюсь, что мое руководство может вам повредить вначале. Поверьте мне, аббат Бурет именно такой духовник, какой вам нужен… Впоследствии, может быть, я дам вам другой ответ. Марта подчинилась. На следующий день прихожанки церкви св. Сатюрнена были немало удивлены, увидев Марту перед исповедальней аббата Бурета. Через два дня в Плассане только и говорили, что об этом обращении. Некоторые с тонкой улыбкой произносили имя аббата Фожа; но, вообще говоря, впечатление получилось отличное и безусловно в пользу аббата Фожа. Г жа Растуаль в присутствии всего комитета поздравила г жу Муре. Г жа Делангр узрела в этом обращении единственной среди них, до тех пор не исполнявшей религиозных обрядов, первую милость божью, ниспосланную дамам патронессам в награду за их доброе дело. Г жа де Кондамен отозвала Марту в сторону и сказала ей: – Вы поступили, моя дорогая, очень правильно; женщине это просто необходимо. Да притом, если уж выезжаешь немного в свет, то, право, неплохо и в церковь заглянуть. Удивляло только, почему выбор Марты пал на аббата Бурета. |
