– Можно подумать, раньше давали вам груздей с орешками, – вполне резонно заметил Цапко.

– Муромцы всегда чем-то недовольны, – подал голос Готовцев, и все почтительно замолчали. – Когда я еще в Академии учился, был у нас один муромец, Евлампий. Так он считал, что «Горыныч» название для истребителя вредное. Каждый год писал докладную на имя Генерального Инспектора: «В соответствии с вековыми традициями великого русского народа увещеваю Вас отменить поганое имя нашего славного летающего корабля, известного как РОК-14, и ввести правильное поименование. На выбор: „Сокол“, „Ястреб“, „Семаргл“, „Жар-Птица“, „Конек-Горбунок“. А в Академию из Инспекции – ответная цидула: „Просим принять дисциплинарные меры воздействия на кадета такого-то“. Евлампий наш с губы не вылазил, а все-таки от слов своих не отступался. Уважаю, настоящий мужик. За что и выпьем, – сделав этот неожиданный вывод, Готовцев хлопнул стопку коньяку.

Мы поддержали начинание славного комэска. С коньяком здесь не церемонились и глушили его по-водочному. Я осадил жгучий нектар остреньким печеным баклажаном. Интеллигентный Коля скривился, как от соляной кислоты, и сразу после первой стопки загрузился осетриной. Кожемякины степенно занюхивали андобандскими фигами.

– Товарищи, минуточку внимания! – из центра трапезной донесся звон вилки о хрусталь.

Там сидели наши отцы-командиры – Тоцкий, Шубин и прочие старшие офицеры: командир корабля контр-адмирал Канатчиков, его замы и помы, старшие диспетчеры полетной службы, инженеры, навигаторы. Не хватало только нескольких вахтенных офицеров, которые несли дежурство на главных постах «Трех Святителей». Но и без них за центральным столом цвел пышным цветом оазис флотского величия: окладистые бороды, бакенбарды, высокие адмиральские фуражки, золотое шитье погон, украшенные каменьями ножны именного оружия…

Сжимая потный бокал шампанского, слово держал всеобщий любимец Шубин. Трапезная погрузилась в тишину.

– Товарищи! Только что пришла ориентировка из штаба оперативного соединения «Тиштрия». Пока мы проводили тренировки возле Флоры, действия джипсов на Наотаре вошли в следующую фазу. Так называемые домны, вероятно, насытились сырьем, начали его переработку и теперь они… растут. То есть увеличиваются в размерах и ветвятся словно обычные деревья. Кроме этого, к противнику идут подкрепления: несколько новых астероидов вышли из Х-матрицы и направляются на соединение с первым караваном. Битва предстоит жаркая. Прямо скажем, нелегкая будет битва. Но проиграть ее мы не имеем права. Если сегодня джипсы заподозрят нас в слабости, завтра их караваны могут появиться не только в других колониях Конкордии, но и в Объединенных Нациях: над Махаоном и Муромом, над Каталиной и даже Землей. Кроме того, не можем мы ударить в грязь лицом и перед нашими конкордианскими союзниками…

Шубин прервался. Помолчал. И закончил:

– …Я поднимаю свой бокал за встречу, товарищи. За встречу с вами, мои дорогие пилоты. На этом же корабле. В этой же трапезной. После победы!

Пилоты бешено зааплодировали.

– Ура!

– Браво!

– Ура командиру!

– Слава человечеству!

– Смерть гадам!

– Даешь Наотар!

Какой-то верткий субъект за соседним столом перещеголял всех. Он выплеснул в зал целую цистерну энтузиазма:

– На каждый удар агрессора ответим двадцатью! Слава Флоту! Слава Российской Директории!

Конечно же, это был мой однокашник Белоконь, приписанный к первой эскадрилье.

– Слава жратве, – пробубнил Цапко с набитым ртом.