Старик поднял глаза, и лицо у него было исхудалое и грустное, как у моего отца, когда он овдовел, когда он стал старым‑престарым человеком.

И Траут увидал, что я держу в руке яблоко.

– Скоро мне исполнится пятьдесят лет, мистер Траут, – сказал я ему. – Я себя чищу и обновляю для грядущей, совершенно иной жизни, которая ждет меня. В таком же душевном состоянии граф Толстой отпустил своих крепостных, Томас Джефферсон освободил своих рабов. Я же хочу дать свободу всем литературным героям, которые верой и правдой служили мне во время всей моей литературной деятельности.

Вы – единственный, кому я об этом рассказываю. Для всех остальных нынешний вечер ничем не будет отличаться от других. Встаньте, мистер Траут, вы свободны.

Пошатываясь, он встал с колен.

Я мог бы пожать ему руку, но правая его рука была изранена, и наши руки так и повисли в воздухе.

– Воп voyage! [19] – сказал я. И я исчез.

Лениво и легко я проплыл в пустоте – я там прячусь, когда я дематериализуюсь. Голос Траута звучал все слабей и слабей, и расстояние меж нами росло и росло.

Его голос был голосом моего отца. Я слышал отца – и я видел мою мать в пустоте. Моя мать была далеко‑далеко от меня, потому что она оставила мне в наследство мысли о самоубийстве. Маленькое ручное зеркальце – «лужица» – проплыло мимо меня. У него была ручка и рамка из перламутра. Я легко поймал его и поднес к своему правому глазу – он выглядел так:

Вот что кричал мне Килгор Траут голосом моего отца:

– Верни мне молодость, верни молодость! Верни мне молодость!

Когда реальность абсурдна...

Мое знакомство с американским писателем Куртом Воннегутом‑младшим произошло в начале семидесятых годов на углу Бродвея и 90‑й улицы в «студенческой» книжной лавке «Нью‑Йоркер». «Студенческими» такие лавки называются потому, что там всегда масса учащейся молодежи, которую привлекает относительная дешевизна новых изданий (скидка 20 процентов). И еще потому, что книгами торгуют тоже студенты, подрабатывающие на жизнь и ученье, – истинные книголюбы. Они уж не предложат вашему вниманию ни дешевый детективчик, ни «готический роман ужасов», ни порнографию, ни даже разафишированный большой прессой бестселлер, если он – пустышка. Вам порекомендуют приобрести «книги со значением, будящие мысль».

И вот в лавке «Нью‑Йоркер» худенький длинноволосый студент Колумбийского университета познакомил меня с Воннегутом:

– Не читали? Мы сами его только что открыли для себя, хотя писателю под пятьдесят. И это было радостное открытие. Сейчас Воннегут – один из самых популярных авторов среди молодежи. А консерваторам он не по душе. С кем из писателей его можно сравнить?.. Ума не приложу... Что‑то в нем есть марктвеновское, что‑то от Герберта Уэллса... но, впрочем, нет. Воннегут вроде того кота из киплинговской сказки, который ходил сам по себе. И Воннегут сам по себе. Очень необычный. Неожиданный. Но как же он будит мысль!

После такой пылкой лекции юного книготорговца как было не познакомиться с Куртом Воннегутом? И я купил сразу три его книжки. А вечером в отеле я раскрыл их, и для меня началась «ночь открытий»... и загадок.

Что я держал в руках? Научную фантастику? На первый взгляд, да.