Нет уж, по-видимому, кто привык обобщать, тот и в тяжелый миг не откажется от приятной и удобной привычки — обобщение помогало Вадиму Сергеевичу отложить на мгновенье размышление. Но подумать все равно придется — температура-то сорок и одна десятая. Быстрый, суровый, агрессивный доктор, который всегда боролся, всегда был активно чем-то недоволен, — оказался обыкновенным занудой. Что же сейчас говорить об этом, упрекать ее в чем-то. Сорок, и одна десятая! А что было — то было. Уже было. Имеешь дело с данностью. Если надо что-то делать — делай. Не надо — отступись, запищи и иди. Зачем же нудить о том, что ясно и так.

Вадим Сергеевич долго щупал живот, стучал, искал на слух, определял на звук при простукивании границы печени, границы легких, брал пальцами кожу в разных местах в складки и сравнивал их — искал отек.

— Да, Анатолий, наверное, у нее все же поддиафрагмальный абсцесс. Ты все записал в историю болезни? Запиши-ка еще консультацию гинеколога — все же гной в их области. Пусть и гинекологи, включатся, пусть и они подумают, — Вадим Сергеевич, пожалуй, больше разговаривал сам с собой, чем со своим молодым коллегой. — Конечно, можно и сейчас вскрыть гнойник, но можно и обождать. Обождать лучше. Время терпит. С другой стороны, гной есть, и никуда он не денется сам. Все равно надо удалять. Может, чем завтра возиться, лучше сегодня, а? Завтра операции плановые.

— Вадим Сергеевич, она была в палате у Галины Васильевны, и опять мы ее туда положили. Может, пусть и она?.. Она ее знает…

— При чем тут Галина Васильевна, Анатолий Петрович?! Не говорите ерунды. Она у нас на дежурстве, во-первых; оперировал ее я, во-вторых, — с какой стати нам нужна Галина Васильевна. Надо решить, оперировать ее сразу или лучше погодить… обождать. Вот что мы должны решить. И решим сейчас сами.

Анатолий сел в кресло, закурил и стал смотреть в окно. На улице было темно, и в стекле он видел отражение ординаторской, Вадима Сергеевича, уставившегося в потолок и крутящего за дужку свои очки наподобие какой-то детской забавки. Ежедневными упражнениями он достиг большой виртуозности в этом деле: золоченая оправа образовывала, как пропеллер, две правильных концентрических окружности — наружную создавала дужка, а внутреннюю поблескивающие стекла. Казалось, Вадим Сергеевич полностью отдался своему непростому занятию. Ведь сломай он сейчас очки, и нечем будет заменить их сегодня ночью на дежурстве. Внезапно он остановил очковую круговерть, зло взглянул на Анатолия и рявкнул:

— Надоело мне ваше курение. Дышать уже нечем. Сколько объяснять надо! Вы всем жизнь отравляете. Хотите курить — выходите.

Анатолий Петрович загасил сигарету, отрывочно и судорожно вдавливая ее в пепельницу. Выходить ему было неловко, так как он считал, что Вадим Сергеевич сейчас обдумывает судьбу девочки, принимает решение об операции или, может, собирается вызывать кого-нибудь, и ему, молодому доктору, необходимо присутствовать в столь важный момент, как бы аккомпанируя одним своим сопереживанием рождению ответственного поступка старшего дежурного хирурга.

Опять наступила тишина, на этот раз не прерываемая ничем.

Недолго она не прерывалась:

— Читаете ли вы книги, Анатолий Петрович? — неожиданно спросил Вадим Сергеевич.

Анатолий сдвинул свою белую шапочку на затылок, почесал темя, расправил большим и средним пальцами брови от середины и в стороны и уж потом ответил:

— Конечно. У меня и с собой журнал «Иностранная литература».

— Анатолий! Я тебя про книги спрашиваю, а не про пустое времяпровождение. Что ты читал за последнее время о поддиафрагмальных абсцессах?

— Какие-то статьи были в журналах…

— Статьи! Я же говорю — книги! Например, монографию Осповата читал?

Раздался телефонный звонок.