В контексте последнего замечания тихонько попискивало соображение, дескать, такой вполне способен замочить подельника, чтобы устранить возможного свидетеля собственных преступлений. Вольницкому стало совсем нехорошо.
Сколько таких свиней ему еще подложат? Сотрудники как сговорились: сбегаются к нему с кукишами в кармане.
На нарядном шарфике Хени эксперты лаборатории легко обнаружили следы крови, кофе, имбиря, огородной земли и керамической пыли, а также несколько мелочей, обычных для мужских карманов, и следы камфорного масла.
Кровь принадлежала пану Миреку, земля и пыль были в цветочном горшке, разбитом о его голову, а что касается имбиря, то Вандзя с Хеней ели в забегаловке флячки, и Хеня то и дело сдабривал их имбирем. Но вот происхождение камфорного масла пока оставалось загадкой.
В имбире и я принимала участие, ведь все вести немедленно поступали к нам благодаря дружбе пана Собеслава с полицейским фотографом. Он информировал одновременно обе стороны с большой пользой для обеих, и мне первой пришло в голову приписать имбирь к флячкам. Я сама очень люблю это популярное польское блюдо, а из приправ к ним обычно тоже выбираю имбирь.
А что касается камфорного масла, ассоциацию оно вызывало только одну — ревматизм. Потом мне вспомнились еще кое-какие процедуры в детском возрасте, но первое место прочно занял ревматизм.
— Если Хеня действительно потерял свое кашне, а я верю этому, значит, надо искать человека с ревматизмом. Ведь парень помнит, где был, надо каждое из этих мест старательно обследовать, а главное, найти ревматика.
— А Шрапнелю сколько лет? — сразу спросила Малгося.
— Около шестидесяти, — ответил Собеслав. — У ментов есть дата его рождения, да я не обратил внимания.
— А следовало бы…
Мы в полном составе сидели там, откуда началась вся эта история, то есть у меня, и обменивались мнениями. Пан Ришард доложил нам о проделанной работе. Он взял на себя труд посетить все те места, куда на неделе ездил его шофер, уже во второй половине недели. Собеслав и Юлия выкладывали все о Пасечниках, Малгося с Витеком привезли вести от Марты, которая занималась жеребцом в Лонске и не могла лично принимать участие в нашей конференции, а Тадик забежал по дороге просто из любопытства. Материала для обсуждения у нас накопилось множество, еды, к сожалению, поменьше, пришлось прибегнуть к замороженным продуктам. Но все равно были оладушки с подливкой, бобы и многочисленные сырки.
— Подскажи своему фотографическому поклоннику ревматизм, — посоветовала Юлита Собеславу, и тот послушно вытащил сотовый.
А пан Ришард глубоко задумался, глядя в окно.
— Потерял! — решительно заявил он. — Вспомнил и теперь не сомневаюсь. — Он привез сантехнику, ее вытаскивали из его машины. И Хеня тоже. Чуть унитаз не уронил, потому что унитаз парень держал одной рукой, а второй что-то заталкивал в карман. Вот, четко вспомнил — и в карман заталкивал что-то такое разноцветное. Всего-то секунда, мелькнуло перед глазами. Могу поклясться. Или, если надо, и быть свидетелем.
— Раз он так об этой вещи заботился, мог ее затолкать в карман и на месте преступления, — заметил Тадеуш. — Это делается машинально, по себе знаю.
— А как сюда пришпандорить ревматизм? — спросил Собеслав, все еще с включенным сотовым в руке. — Что вообще с ним делают?
— Его смазывают всякими мазями!
— Энергично втирают в него камфорное масло!
— Прикладывают сухой компресс!
— Сильно втирают и заворачивают в теплое!
Все советы посыпались одновременно, и все надеялись, что собеседник Собеслава сам услышит их. А наше знание предмета объяснялось тем, что у Малгоси мать была врачом, у Юлиты врачом была тетка, у Тадика сестра работала в больнице, а у меня был жизненный опыт. |