На Главной улице — одна сплошная роскошь: ничего необходимого вы не найдете на этой улице. Даже в булочных — горы кишмиша и берлинского печенья. Толковые календари, граммофоны, корсеты, цветные открытки, манильские сигары, маркеры для бриджа, шоколад, экзотические фрукты, и просторные особняки — чего только не выставлено на продажу на этой улице! Прайам купил шестипенсовое издание «Опытов» Герберта Спенсера за четыре с половиной пенса и взошел на мост Патни, чьи благородные аркады отделяют второй ярус, по которому катят омнибусы и фургоны, от яруса первого, где проплывают лодки и баржи. И, засмотревшись на простор реки, на висячие её сады, он задумался; и очнулся только тогда, когда через реку промахнул электрический поезд, всего в нескольких метрах от него. А далеко-далеко угадывались башни-близнецы Хрустального Дворца, чудеснее мечети!
— Поразительно! — пробормотал он радостно. Да, жизнь — прекрасна! Патни — в точности, как описывала Элис. В урочный час, когда слева и справа от него зашлись колокола, он пошел к ней, домой.
Крах системы Патни
И вот, в самом конце обеда, над последней стадией которого они всегда просиживали долго, Элис вдруг вскочила, не доев своего чедера, подошла к каминной полке и оттуда взяла письмо.
— Может, глянул бы, а, Генри? — и она подала ему письмо. — Утром пришло, да кто ж утром такими вещами станет заниматься. Я его и отложила.
Он принял у нее письмо и развернул с тем дежурно умным видом, какой вполне успешно на себя напустит даже и самый большой дурак, если женщина у него попросит делового совета. Развернув (письмо было напечатано на гладкой, плотной, дорогой бумаге), он его прочел. В жизни таких людей, как Элис и Прайам Фарл, подобное письмо — событие немыслимое, чрезвычайное, кошмарное — конец света; обычный адресат при получении его склонен воображать, что кончилась христианская эра. И тем не менее сотни, тысячи подобных писем ежедневно рассылаются из Сити, и Сити в ус не дует.
Письмо было о пивоваренной компании Кохунов, заверенное адвокатской конторой. В письме содержалась ссылка на дословный отчет, — который можно отыскать в финансовых газетах, — о ежегодном собрании, созванном компанией накануне; и об исключительно неудовлетворительной природе заявлений председателя. Выражалось сожаление, что миссис Элис Чаллис (перемена в ее семейном положении покуда не коснулась сердец Кохунов) отсутствовала на собрании, и спрашивалось, согласна ли она поддержать борьбу комитета, основанного во имя свержения существующего правления, поддержанную уже 385 000 голосов. В заключение утверждалось, что если означенный комитет немедля не получит абсолютной власти, компания обречена на разорение.
Прайм вслух перечел письмо.
— И что ж такое это значит? — тихо спросила Элис.
— Ну, — сказал он. — То и значит.
— Так значит?.. — начала она.
— О, Господи! — вскрикнул он. — Совсем забыл! Утром в киоске вижу — что-то насчет Кохунов, подумал, тебе будет интересно, и купил.
И с этими словами он вынул из кармана «Файнэншиал Таймс», о котором решительно забыл. Вот, в самом деле: на колонку с четвертью речь председателя, и почти на две колонки — бурные сцены. Председатель был маркиз Драмболди, но титул, кажется, не защитил его от яростных нападок вроде: «Лгун!», «Мошенник!», «Негодяй!» Маркиз всего лишь сообщил, со всеми мыслимыми извинениями, что из-за чрезвычайных, неожиданных потерь компании, директора не считают себя вправе назначать какие бы то ни было дивиденды для рядовых пайщиков. Не успел маркиз всего лишь сделать это простое заявление, как тотчас чуть ли не все пайщики, менее сознательные и более алчные, чем это обыкновенно присуще даже пайщикам, стали превращать историческое помещение а зверинец. |