— Готов и на это. Вот вам моя карточка.

Он передал Майору визитную карточку, украшенную виконтской короной, над которой стояло: «Виконт де Карлиас. Секретарь при посольстве республики С. -Марино». Майор, смеясь, положил ее в карман.

— Хорошо, — сказал он. — Выслушай последнее мое приказание. Выбери трех сильных и надежных людей. Смотря по тому, что ты узнаешь, наши действия начнутся или завтра, или на двадцать четыре часа позже.

— Слушаю. Но три верных человека будут немало стоить.

— Например?

— По крайней мере, по триста франков на душу. Ведь не обойдется без убийства?

— Вероятно. Вот тебе три тысячи франков. Это только на расходы, и не входит в счет обещанных денег. А теперь прощай! Помни: завтра, в ресторане Бребана.

Порою блестящая слеза сверкала на бархатных ресницах молодой девушки. Сама не зная почему, она чувствовала томление и тоску, и когда встревоженная графиня спрашивала ее, что с нею, она бросалась ей на шею, отвечая, смеясь, и рыдая:

— О, мама, мама, я люблю тебя! Как я счастлива с тобой!..

Сначала графиня беспокоилась. Наблюдая, однако, внимательнее, она успокоилась и даже как будто обрадовалась.

В неприемные дни графиня проводила время в прелестном будуаре, убранном со всей прихотливой изысканностью хорошего вкуса. Там мы и застаем ее в обществе Ванды и мисс Люси Гордон, компаньонки и подруги последней.

Если нам не приходилось называть мисс Люси, то это не потому, что она была незначительное лицо в семействе Валенфлер. Уже много лет она жила в их доме на правах, почти равных с Вандой.

Она родилась в Нью-Йорке, в строгой пуританской семье. Ребенком еще она покинула ее и переселилась к графине, окружившей ее, если не материнской нежностью, то всевозможным вниманием и роскошью. В двадцать лет Люси была очаровательной девушкой. Высокая и стройная, своим царственным видом она могла свести кого угодно с ума. Водопад пепельных волос, большие голубые глаза, жемчужные зубы довершали очарование.

Ванда без памяти любила ее.

Опытный наблюдатель заметил бы некоторые странности в поведении молоденькой американки.

Когда входил граф Арман, побледневшее лицо мисс Люси как-то судорожно опускалось на грудь. Глаза ее быстро скользили по Ванде и, почти не подымая головы, она останавливала жгучий взгляд на молодом человеке.

Это продолжалось не долее секунды. Почти тотчас же лицо ее принимало обычное холодное и несколько надменное выражение.

Никто ничего не замечал, а менее всех, может быть, сам Арман, всецело преданный любви к своей милой Ванде. Чувство это заглушало в нем все другие; удовольствия не привлекали его, женщины не занимали. Впрочем, он оставался вполне светским человеком, всегда готовым услужить товарищу и повеселиться в известной мере.

Несколько дней спустя после прогулки в Булонском лесу, часов около двух пополудни, Арман вошел в будуар своей матери. Графиня разговаривала с Вандой и Люси, но, увидев сына, сделала чуть заметный знак, понятный только молодой американке.

Та встала и, вспомнив, что ей нужно писать домой, просила позволения удалиться в свою комнату, что, разумеется, ей было любезно разрешено.

— Надеюсь, — смеясь, сказал Арман, — что мисс Люси не от меня убегает?

— Почти что так, — серьезно отвечала графиня. — Мне нужно с вами переговорить о таком важном деле, что как бы Люси ни была нам близка, ей не следует присутствовать при нашем разговоре.

Арман нагнулся и поцеловал руку матери.

— О чем или о ком желаете вы говорить, матушка? — спросил он.

— О вас, Арман.

— Обо мне? Я должен был догадаться… Вы всегда думаете о ваших детях! Но не провинился ли я чем? Заранее прошу у вас прощения.