— Я вам не изменил, я за себя отомстил.

— Какое остроумное мщение: отправиться рассказывать наши дела толпе бездельников, которым до этого дела никакого не было!.. Если уж ты считал себя вправе мне отомстить, зачем ты меня просто не убил?

— Я часто об этом думал.

— Что же тебе помешало?

— Вы слишком бы скоро умерли, а я хотел, чтобы вы долее страдали.

— Я с удовольствием вижу, что в этом наши мнения сходятся. Я тоже для того тебя теперь не убиваю, чтобы дать тебе подольше времени насладиться ожиданием смерти. Теперь моя очередь, мой друг, долг платежом красен. Ты увидишь, что я для тебя приготовил и…

Раздался выстрел из револьвера. Майор не договорил, он упал, как сноп, и остался недвижим.

Фелиц Оианди испустил ужасный крик и бросился вон из комнаты.

Вот что произошло.

Пока Майор разговаривал с Себастьяном, Мичела пришла в себя и открыла глаза. Сначала она не поняла, что вокруг нее происходит, но вскоре память к ней вернулась, она вздрогнула и приподнялась.

Возле нее упал Кабуло, рядом лежал револьвер, которым он не успел воспользоваться во время борьбы с Себастьяном; она протянула руку и схватила это оружие, потом привстала, сделала угрожающий знак Фелицу Оианди, который все стоял, как помешанный, и, прицелившись в Майора, спустила курок.

Она бросилась к Себастьяну и разрезала спутывающие его веревки. Она обезумела от радости, плакала и смеялась в одно время.

— Пойдем, бежим отсюда! — воскликнула она, дрожащим от волнения голосом. — Бежим из этого дома, я не хочу здесь оставаться ни одной минуты.

— Хорошо, пойдем! — ответил Себастьян. — Но так как нам некого опасаться после смерти этого негодяя, то мы останемся в Париже. Зачем нам теперь ехать в Испанию?

— Я на все согласна, только все эти убийства в этом доме поднимут полицию на ноги, и может быть…

— Да, ты права, лучше скрыться на время и вернуться, когда вся история будет забыта.

Четверть часа спустя, Себастьян с женой спешили по направлению к Парижу.

В столовой продолжала царить зловещая тишина.

Вдруг тело Майора слегка вздрогнуло, он глубоко вздохнул и привстал. Он почувствовал сильную боль в левом бедре и мгновенно все вспомнил.

— Ну спасибо, что на мне была кольчуга, а то бы тут мне и конец. Однако пора убираться, пускай полиция разбирается здесь, как знает.

Он поднял свою шляпу и вышел поспешно, хотя немного шатаясь. Переступая порог, он чуть не растянулся, споткнувшись о какое-то тело, лежавшее поперек дороги. Это был Фелиц Оианди.

— Эй, вставай! — крикнул ему Майор, ударив его сапогом в бок. — Нечего тут прохлаждаться.

— Как? Это ты? Ты не умер?

— Как видишь, дурак! Пойдем скорее, нас, должно быть, карета ждет уж давно.

— Иду! Иду!

Они бегом удалились, оставив двери растворенными настежь.

Почти при въезде в Бурже они нашли карету и, сев в нее, приказали ехать в Париж.

Дней десять прошло уже, но никто из товарищей нигде не встречал его. Начинали серьезно опасаться, что он попал в руки полиции во время какого-нибудь чересчур рискованного предприятия. Раз вечером, часов в восемь, мазурик вошел в харчевню, как ни в чем не бывало, и, усевшись на свое обычное место, вытащил из кармана коротенькую трубочку и, набив ее тщательно, спокойно закурил.

Несмотря на все расспросы Ла-Марлуз, он не удостоил ее ни одним путным ответом, так что она, наконец рассердившись, отошла, оставив его в покое.

Вдруг кто-то приоткрыл входную дверь, и хриплый голос крикнул:

— Гороху!

Филь-ан-Катр быстро встал и направился к дверям.