– Я поступил плохо.

– Вы должны понести наказание за свои грехи, отец.

– Какого рода наказание ты мне назначишь?

– Живите здесь все время!

– Ах, сын мой, это было бы мне в радость. А ведь наказания не должны радовать грешника, знаешь ли. Ты вместе со мной едешь в Портсмут смотреть спуск одного из моих кораблей на воду, не против?

Карл высоко подпрыгнул.

– Нет, папа! Когда же?.. Когда?..

– Очень скоро… очень скоро… Я скажу тебе кое-что еще. У кораблей бывают имена, знаешь ли. Как у мальчиков. Как мы назовем этот корабль?

Молодой Карл робко и выжидательно смотрел на отца.

– «Карл»? – предложил он.

– Карлов уже так много!.. Кто в них разберется? Нет, мы назовем его «Бёрфорд».

– Значит, это будет мой корабль?

– О нет, сын мой. Не все, названное нашими именами, непременно принадлежит нам. Но честь – ваша, милорд. Всему свету будет видно, как высоко ценю я своего сына Бёрфорда. Твоя мама, я не сомневаюсь, узнав об этом, спляшет веселую джигу.

– Так скажем ей сейчас? – спросил младший Карл со смехом.

– Идет! Скажем ей сейчас же…

И, взявшись за руки, они пошли искать Нелл.

Карл, приняв решение не отступать как можно дольше от привычного образа жизни, сохранил для себя практически все свои радости. Он был не в состоянии прекратить казни осужденных, но королеву ему спасти удалось. Толпа позволила ему это сделать, ибо так велико было его обаяние, что стоило ему только появиться перед этими людьми, как злоба их пропадала; он лично отправился во дворец Сомерсет-хаус, чтобы забрать ее в Уайтхоллский дворец, – именно в то время, когда бесновавшаяся вокруг чернь требовала ее крови. Но других ему спасти не удалось, потому что Тит Отс, казалось, был в те дни террора королем Лондона.

Итак, он гулял, рыбачил и развлекался, как прежде. Он забыл, что ему уже пятьдесят лет, его здоровье никогда не доставляло ему огорчений, и он уверовал, что так будет всегда.

Поиграв изрядно в теннис и возвращаясь по берегу реки, он снял парик и жакет, чтобы остыть.

Он быстро остыл и приободрился, но вечером, уже в постели, у него начался бред, и поспешившие к нему дежурные офицеры нашли, что у него сильный жар.

Шафтсбери, Бекингем и весь парламент были в ужасе. Если Карл умрет теперь, гражданской войны не избежать. Джеймс ни за что не отступится от своих прав, а у Монмута хотя и были сторонники, но многие согласились бы лучше умереть, чем позволить незаконнорожденному сыну занять престол.

Друзья Джеймса послали к нему в Брюссель гонца со словами, что король при смерти и ему следует немедленно возвращаться. Джеймс тотчас покинул Брюссель, оставив там Марию-Беатрису и взяв с собой лишь нескольких самых преданных друзей – лорда Питерборо, Джона Черчилля, полковника Легге и брадобрея.

Он оделся в простую темную одежду и надел черный парик, чтобы никто не узнал его по прибытии в Англию. Это было необходимо сделать, так как если, как он считал, его брат умрет, то жизни его грозит опасность, попади он в руки своих врагов. Джеймс считал, что его ждет большое испытание и ему следует, как сказал Джон Черчилль, находиться поблизости, когда умрет его брат, чтобы быть провозглашенным королем прежде, чем Монмуту помогут занять престол. Джеймс был очень огорчен. Он был мягким человеком и любил всех своих родных. Казалось чудовищным, что Стюарт должен покинуть свою страну в то время, когда его брат является королем. Снова и снова Карл говорил ему: «Оставь свой папизм, Джеймс, и все будет хорошо». Но, думал Джеймс, мое душевное спокойствие для меня гораздо важнее того, что случится со мной здесь, на земле.