Виктория Холт. Здесь покоится наш верховный повелительСтюарты – 6
«Здесь покоится наш верховный повелитель» 1
Весной того года среди горожан Лондона росло беспокойство. Оно все сильнее охватывало их – от мала до велика. Старуха, торговавшая селедкой с подноса на углу переулка Коул-ярд, там, где он отходит от Друри-лейн, пристально вглядывалась в прохожих, привычно выкрикивая: «Свежие селедки! Подходите, покупайте самые свежие селедки!» Но если кто-нибудь останавливался возле нее, она первым делом спрашивала: «Какие новости? Что слышно?» Дети в лохмотьях, босоногие и чумазые, игравшие у грязных водостоков прямо посередине улицы или пытавшиеся заработать немного денег, предлагая брюкву и яблоки или помогая старухе продавать ее селедки, тоже ждали новостей. При появлении незнакомого всадника они бежали за ним, перегоняя друг друга и борясь за возможность вести его коня за уздечку и обращаясь к нему с характерной для кокни, простого лондонского люда, бесцеремонностью: «Что нового, сэр? Что слышно после смерти старого Нолла?» Слухи множились с каждым днем. В привычной за последние лет десять жизни Лондона можно было заметить перемены – правда, небольшие, но все же перемены. Во времена Республики бордели процветали, но тайком; теперь же, проходя по переулку, прозванному горожанами Собачьим, можно было видеть в окнах полуодетых женщин, откровенно зазывающих прохожих и приглашающих их резкими лондонскими голосами войти в дом и оценить ожидающие их наслаждения. На улицах Лондона все чаще возникали жестокие драки. «Кажется, возвращаются старые времена», – говорили люди друг другу. У одной из лачуг в переулке Коул-ярд, прямо на мостовой, небрежно развалясь, расположились трое детей. Они были необыкновенно миловидны, ни у кого из них не было следов оспы или каких-либо увечий. Двум старшим детям – девочке и мальчику – было лет по двенадцать, младшей девочке исполнилось десять; и именно десятилетняя была самой привлекательной из троих. Малышка была хрупкой и грациозной, волосы густыми каштановыми кольцами спадали на ее плечи, карие глаза задорно смотрели на мир, ее пикантно вздернутый носик придавал лицу еще больше бойкости. Несмотря на то, что она была моложе других и значительно меньше их ростом, именно она главенствовала в этой группе. Рядом с мальчиком лежал фонарь. С наступлением темноты он начинал трудиться, светя леди и джентльменам при переходе через улицы. Старшая из двух девочек бросала через плечо тревожные взгляды на лачугу у нее за спиной, а младшая посмеивалась над старшей и ее страхами. – Она не скоро выйдет, Роза, – громко говорила она. – У нее есть джин – так что ей теперь за дело до ее дочерей? Роза, будто вспоминая что-то, поглаживала рукой спину. А младшая сестра поддразнивала ее. – Надо быть пошустрее, девушка. Позор! Чтобы тебя, девочку, поймала и отдубасила старуха, до краев налитая джином! Малышка вскочила на ноги, она просто не могла усидеть на месте. – Да, – продолжала она по-прежнему громко, – когда матушка повернулась ко мне с палкой, я как кинусь прямо к ней… вот так… схватила ее за юбку и начала ее кружить, пока у нее так закружилась голова от ворчания и джина. Она ухватилась за меня, чтоб не упасть, и просила меня поддержать ее, и называла своей милой девочкой… А я что тогда сказала? Вот-вот, ма, сказала я. Вот-вот, ма… Ты бы поменьше пила джина, а больше бы целовала своих доченек, да подходила бы к ним с добрыми словами, а не с палкой. Тогда и дочери будут хорошими и добрыми… Она плюхнулась на пол, чтоб отдышаться, и только когда совсем успокоилась, опять вспомнила про свою палку. Только уже поздно было за нее браться, потому что она перестала на меня сердиться. |
