Но мысль о сверкающей короне и власти, право на которую приходит вместе с короной, не удавалось прогнать.

Карл зажил беззаботной жизнью.

Став менее энергичным, чем прежде, он оставил себе трех фавориток – и они его вполне устраивали. Была Луиза – и он никогда не забывал, что это совет Луизы и ее переговоры с французами обеспечили ему содержание, дающее возможность править без парламента, – и он считал ее своей женой. Именно Луиза принимала зарубежных гостей, так как она разбиралась в политике, чего никогда нельзя было сказать о Екатерине. Луиза считала себя королевой Англии и играла эту роль с таким самообладанием и уверенностью, что многие и на самом деле стали принимать ее за королеву. Теперь Луиза чувствовала себя так уверенно, что без колебаний оставила Англию, чтобы побывать у себя на родине. Там ее принимали как королеву, потому что французский король даже больше короля Англии сознавал полезность ее услуг. Она потребовала права сидеть на табурете в присутствии королевы Франции – и это право было ей пожаловано. Людовик воздал ей большие почести, и повсюду ее принимали с величайшим уважением. Как всегда практичная, Луиза занялась тем, что мудро распорядилась огромным богатством, накопленным в Англии. Это и было настоящей причиной ее приезда во Францию. Странно устроена жизнь, но по приезде в Англию она была принята с большим почетом, чем когда бы то ни было раньше. Англичане, узнав о почтении, с которым за ее шпионскую деятельность отнесся к ней король Франции, теперь были готовы оказывать ей то уважение, в котором прежде всегда отказывали.

Еще была Гортензия – невозмутимо прекрасная, образованная, беззаботная, очень похожая характером на короля, – все еще самая красивая женщина в королевстве, ибо красота ее была такого свойства, что, казалось, ей ничто не может повредить; и хотя она непрерывно меняла любовников и до позднего времени сидела за карточным столом, все это она делала с таким спокойствием и безмятежностью, что ни малейших следов беспорядочной ее жизни не отражалось на ее лице с красивым овалом и совершенными чертами. Она была так прелестна, что в нее влюблялись мужчины всех возрастов. Даже ее собственный племянник, принц Евгений де Савой-Кариньян, влюбился в нее, когда посетил Лондон, и дрался из-за нее на дуэли с бароном де Байнером, сыном одного из генералов Густава-Адольфа; Байнер был убит на этой дуэли, и при дворе Версаля все удивились, что женщина, уже ставшая бабушкой, могла возбудить такую страсть в сердце юноши, бывшего вдобавок ее племянником. Но Гортензия продолжала спокойно играть в карты, менять любовников, изредка принимать короля; она не стремилась к власти, как Луиза; ее устраивало положение любовницы от случая к случаю, дававшее ей право менять любовников, когда ей заблагорассудится.

И еще была Нелл. Роль Нелл после некоторых раздумий Карл определил как роль матери-утешительницы. Именно к Нелл он шел и развлечься, и успокоиться. Нелл меньше других преследовала соображения выгоды в отношениях с Карлом. Нелл просто любила его, не всегда как любовника или короля, она понимала, что в нем, несмотря на его цинизм, осталось много мальчишеского, и была ему товарищем по развлечениям, она была его любовницей, когда он этого хотел, она была его отрадой и утешением, когда это было нужно.

Недавно он заложил камень в основание госпиталя в Челси, который должен быть приютом для беспомощных старых солдат и солдат-инвалидов; на это благотворительное дело его подвигла Нелл с сэром Стивенсом Фоксом, бывшим многие годы казначеем в армии. Он часто улыбался, вспоминая ее воодушевление и то, как она, увидев планы госпиталя, подготовленные Ре-ном, сердито протестовала по поводу того, что госпиталь слишком мал. Затем, лукаво смеясь, она повернулась к королю.

– Я прошу Ваше Величество сделать его размером по крайней мере с мой носовой платок, – попросила она.

Он тогда ответил:

– Не могу отказать в такой скромной просьбе.