Но глаза Кортеса пристально смотрели на нее. «Мой бесценный Корте-Карл, – думала Нелл, – он живет в пьесе; для него перипетии сценических принцев реальнее, чем публика партера…»

– Мы красоту любви в союзники зовем, – говорил он в это время.

Она улыбнулась ему и отвечала:

«Заморские странны приемы, чтоб возжигать любви огонь в нас; У нас подвластны женщины природе, искусству же – у вас.»

Никто не обратил особого внимания на небольшую паузу. В таких репликах по поводу актеров и их личной жизни не было ничего необычного, и представление шло своим чередом до той последней сцены, когда Алмерия (Энн Маршалл) вынула кинжал и из любви к Кортесу приготовилась заколоть Сайдарию.

Из партера раздались крики ужаса, предупреждающие: «Нелл, берегись! Эта потаскуха собирается заколоть тебя».

Нелл качнулась, прижала к груди губку с кровью, которую она прятала в руке, и сжала ее; она уже вот-вот должна была упасть, когда Кортес подхватил ее. Весь театр вздохнул с облегчением, и этот вздох сказал Нелл главное, что она хотела знать, – то, что она успешно справилась со своей первой большой ролью.

Когда Алмерия заколола себя, а Карл Харт с Нелл Гвин под руку ушли со сцены, зал взорвался аплодисментами.

Теперь актеры и актрисы должны были выйти и поклониться.

– Нелл! – шумел партер. – Сюда, Нелл! Раскланяйся, Нелл!

И вот она вышла на авансцену, зарумянившаяся от своего триумфа; и хотя ей было еще далеко до актерского мастерства миссис Энн Маршалл, ее утонченная красота была сразу же замечена.

Нелл подняла глаза и встретилась с взглядом человека, который наклонился вперед, сидя в своей ложе. Его пышные черные локоны слегка закрыли лицо, взгляд насмешливых глаз лишь ненадолго задержался на ней.

Но в течение этих нескольких мгновений человек и Нелл оценивающе разглядывали друг друга. И вдруг она улыбнулась озорной улыбкой продавщицы апельсинов. Почти тотчас чувственные губы усмехнулись в ответ. Все в театре это заметили. Послышалось: «Королю понравилась Нелл».

Теперь ее знал весь Лондон. Когда люди приходили в Королевский театр, они ожидали увидеть мисс Нелл, и если она не появлялась в спектакле, то начинались расспросы о том, что с ней. Всем нравилось смотреть на ее красивые ножки, когда она танцевала, нравились ее дерзкие реплики в ответ на замечания из партера по поводу ее игры или личной жизни. Говорили, что слушать, как мисс Нелл устраивает головомойку кому-нибудь из публики, не менее забавно, чем слушать пьесу, потому что блестящие остроты Нелл никогда не были злыми, разве лишь изредка – ради самозащиты.

Многие полагали, что она вскоре станет ведущей актрисой в Королевском театре.

Она часто вспоминала короля и его ответную улыбку. Она жадно ловила все разговоры о нем и часто думала про себя, что играть для короля очень приятно.

Елизавете Вивер, одной из актрис, было что рассказать о короле. Елизавета держалась отчужденно, живя в состоянии ожидания, так как однажды король присылал за ней. Нелл много раз слышала, как она рассказывала об этом. Прежде Нелл слушала ее вполуха, теперь же ей хотелось услышать все подробности.

– Мне не забыть этот день до конца моей жизни, – начала Елизавета свой рассказ ей. – У меня была хорошая роль, и я была красиво одета. Ты мне напомнила меня саму, когда играла Сайдарию. У меня было такое платье…

– Да, да, – сказала Нелл. – С платьем мне все ясно. Меня интересует, что случилось с тем, на ком было это платье.

– Платье имеет очень большое значение. Может, если бы у меня было второе такое платье, он бы снова прислал за мной.